Я – Стрела

— Плесень поглощает любой спектр эмоций, — уточнил Олаф. — При большом скоплении эта пакость может притушить любые чувства и даже необратимо повлиять на развитие маленьких детей. Они навсегда останутся более холодными по характеру.

С дальнего ряда донесся расстроенное аханье Ледки.

— Рад, что среди вас есть интересующиеся моим предметом студенты. Все молодцы, вне зависимости от точности ответов. На первый раз — хорошо, — сообщил ритор. И начал рассказывать о пси-исследователях, создавших первые боевые руны для выжигания плесени.

Я записывала, не поднимая головы. Мало ли, вдруг детали, которые он рассказывает, не встречаются в учебниках.

— Мы на испытательном отборе будем проходить руны? — вдруг спросил Райден.

— А я вижу они у вас даже на шее? Случайно не Камачо? — с любопытством среагировал Фуко, поднимаясь по проходу ближе к белоголовому. Тяжелые ботинки выбивали дробь, белоснежные зубы сияли. Я невольно улыбнулась ритору вслед, надеюсь, все преподаватели будут такими же приятными.

— Райден Камачо, сэр.

— Интересно. Носите на себе обязательства перед семьей, но все же хотите знать, что же на вас нарисовали? Ответственность и дотошность. Похвально, похвально. Я был учеником вашего отца и горжусь этим. Но насчет рун не смогу вас порадовать, юный Камачо. Изучать вы их начнете только после завершения отбора. Так что никуда не торопимся, а усваиваем простые вещи, чтобы не обижать бедных Гамма. Расскажу-ка я про милую, но хитрую тварь…

Порождения Хаоса были коньком ритора, и оставшуюся часть занятий вместо «Общей истории прорывов» мы слушали личные впечатления Сезара Фуко от первой встречи с тарахной, в просторечии тарахтелкой. В целом безобидной, но настолько громкой, что ее невозможно было игнорировать, и достаточно крошечной, что сильно затрудняло любые попытки от нее избавиться. Единственно чем она себя выдавала — со временем тарахтелки приобретали нежно-салатовый окрас, но не все могли спокойно дождаться этой возможности. По словам Фуко, еще на ранних стадиях вызывали Стражей или частные конторы с требованием «Разнести стены, но эту тварь укокошить». А если тарахтелка поселялась в саду, его просто выжигали до стихания звука.

— Простите… — встрепенулась я после описания расцветки. Раньше слышала о серых и черных, но лично встретила одну весьма странно кремовую, и теперь меня распирало от любопытства.

— Прощаю, — с удовольствием ответил Фуко, вызвав волну смешков в аудитории. Кажется, нам достался ну очень веселый преподаватель.

— У меня вопрос, — тихо сказала я.

— Все оставшиеся вопросы после занятия. Для такой красавицы я готов уделить свое личное время.

И отвернулся. Дальше я только записывала, прикусив щеку изнутри, чтобы не удержать возмущение и не вступить в спор с ритором на первом же занятии. Нет, ну какая несправедливость. Для Райдена с его папочкой чуть в струнку не вытягивались. А для меня — «личное время».

После урока я попросила девчонок бежать и занимать место в следующем классе, а сама, постаравшись полностью убрать эмоции с лица, двинулась к ритору.

Фуко оперся на столешницу преподавательского стола, вытянув вперед длинные ноги и медленно, в такт моим шагам расстегивал крючки ворота, не обращая внимая на уходящих и с любопытством оглядывающихся студентов.

— О чем хотела меня расспросить, дорогая?

— Студент Маккой, сэр. Подскажите, пожалуйста, что за создание…

И, глядя в чрезмерно ласковые карие глаза, я описала вчерашнюю зверушку с желтым глазом.

* * *

— Интересно, а в каком учебнике вы все это вычитали? Если действительно хотите выделиться, чтобы я вас запомнил, готовьтесь побольше к моим занятиями и отвечайте на вопрос. Потому что вы, милая леди, с животинкой-то немного напутали, память подвела.

И вздох такой, снисходительный, дескать, ох уж эти юные умы, никакой хитрости, все белыми нитками шито. Намекает, что я решилась обратить на себя его внимание и пытаюсь по памяти из книжки описать создание Хаоса. Нет, не намекает, прямым текстом говорит, не злясь, а даже снисходительно.

Ровно год назад отец наконец-то поверил в серьезность решения поступать в ГАС и занялся моей физической подготовкой. Когда я, пухленькая в то время особа, свалилась после первого же круга дохлой рыбой, а полицейские-курсанты специально пробегали поближе, чтобы полюбоваться на мое еле дышащее распластанное тельце, было отчаянно обидно. Я потом ревела в подсобке и отказывалась продолжать занятия.

Папа, надо отдать ему должное, не махнул на меня рукой, а прямо сказал: «Думай о цели, Стелла. Держи ее в голове, подчини ей все остальное. И ты увидишь, как то, что считала помехой, станет ресурсом». И все встало на свои места. Курсанты, которых я стеснялась, превратились в отличный источник информации о полосе препятствий, приятелями-советчиками. А что шутили надо мной, так цели это не мешало.

Я посмотрела на Фуко, излучая максимальную серьезность и уважение к его экспертизе и знаниям.