А я ведь действительно пришла к Кастиэлю. Он ведь действительно не виноват. Только мы с Лизом наворотили дел, в которых теперь не можем разобраться.
Я опустилась на диван рядом с Кастиэлем и начала трепать подошедшего ко мне Демона за ухом.
— Я есть захотел, ты пиццу не заказала? — спросил Кастиэль таким тоном, словно не ругался ни с кем минуту назад.
***
Когда я пришла домой, было уже достаточно поздно. Отец в очередной раз был где-то за пределами страны, а мама всегда меня прикрывала перед ним, да и относилась ко всему гораздо проще.
Когда я пришла домой, она лежала на диване в гостиной и смотрела какой-то сериал на ноутбуке. Предложила поесть, но я отказалась. Пару часов назад она звонила мне, чтобы узнать, где я, поэтому вопросов по этому поводу не было.
— Я надеюсь, тебя проводили до дома? Время-то уже… — улыбнулась мне мама.
— Я на такси.
Мать удовлетворенно кивнула, а я пошла в свою комнату.
Я рассказала Кастиэлю все. На самом деле, у меня был страх, что он не поверит в мне, даже после того, как Дебру разоблачили. Но он выслушал все и принял к сведению. Ему даже стало стыдно, когда я сказала, что Натаниэль никогда не приставал к рокерше.
В итоге мы посмотрели в ним какие-то фильмы, поели пиццы. Все это время я думала о том, что надо поговорить с Лизом. Меня гнобила совесть за то, что я осталась, а не побежала за ним.
А потом Кас вызвал такси и попросил кинуть ему смс, когда зайду домой, что я собственно и сделала.
На телефоне было три пропущенных от Розы. Что могло случиться?
Девушка почти сразу взяла трубку. От того, что она сказала, сердце ухнулось куда-то в пятки.
— Лизандра сбила машина. Он в больнице. Без сознания.
Конец POV Лина.
========== Глава 21. “Сожаление.” ==========
POV Лина.
Это было как гром среди ясного неба. Розалия пыталась сказать мне что-то еще, но мозг категорически отказывался воспринимать информацию. Тело мгновенно затрясло крупной дрожью. Я осела на пол, дабы не рухнуть с высоты своего роста в обморок.
Все было как в тумане: срывающийся голос Розы в трубке, мои бессвязные просьбы о звонке, когда что-то изменится, темный коридор моей квартиры, видимый через призму слез, испуганное лицо мамы. Я всегда была слабачкой в таких вопросах. Одиночество сейчас давило на меня тяжким грузом. Я чувствовала себя разбитой вдребезги чашкой, которую теперь невозможно склеить. Мне было необходимо чье-то присутствие рядом.
Не знаю, сколько я ревела у мамы на плече, но остановиться не получалось. С каждой секундой все больше приходило осознание того, что это я во всем виновата. Только я…
Мать пыталась что-то объяснить мне, не переставая гладить меня по голове, но я не слушала. В голове крутились воспоминания, связанные с ним, и я пыталась зацепиться за что-то светлое, но каждый раз становилось только хуже.
Вот в воображении всплывают наши первые попытки общаться, наши первые совместные шутки, а потом я открываю дверь в квартиру Каса и вижу на пороге удивленного Лизандра. Вот его признание тогда, на Новый год, а потом то, как он смотрел на меня после разговора с Прией. Вот то тепло, что он дарил мне во время наших отношений, а потом я делаю выбор в пользу Каса, оставшись сегодня с ним…
Я не помню как провалилась в сон. Закрывала глаза, выгоняя соленые слезы из организма, а открыла, когда солнце во всю светило в окно. Проснулась я на диване в гостиной. Мама сообщила мне, что в школу такую опухшую меня не отпустит, и за это я была ей безмерно благодарна.
Больше я не плакала. Истерика сменилась чувством полного опустошения. Я все еще винила себя, но внутренний голос вторил, что Лизандр все-таки еще жив, а реву я по нему, как по покойнику.
Розалия все не выходила на связь. Пришлось найти себе занятие — слушать музыку, отрешенно глядя в окно.
Мама приняла новое решение — сидя в комнате в одиночестве я продолжу самоистязать себя, поэтому она вызвонила Кентина. Для меня было полной неожиданностью увидеть его волнующееся лицо на пороге квартиры. Его приход был небольшим глотком свежего воздуха.
Я все ему рассказала. О том, что сказал мне Лизандр, о их с Кастиэлем ссоре, и о том, что я осталась с красноволосым. Я видела недовольство на его лице, но вслух он осуждать не стал, даже наоборот, старательно убеждал меня, что в произошедшем я абсолютно точно не виновата. А я кивала, но не верила.
На экране мобильного высветилось «Роза». Трясущимися руками я приняла вызов и поднесла телефон к уху, видя с каким беспокойством наблюдает за мной Кен.
— Он пришел в себя сегодня! — слыша ее голос, я понимала, что она сейчас счастливо улыбается. — С завтрашнего дня можно навещать. — произнесла пепельноволосая, и я, в порыве чувств, чуть не задушила Кентина объятьями.
На следующий день вернулся отец. Мама не сказала ему и слова о моих завываниях, и вообще сама предложила не травмировать чувствительную отцовскую психику дочерними слезами. За завтраком я упросила разрешить мне вместо школы пойти к другу в больницу. Под напором двух женщин папа сдался.