Первый возникший в голове вопрос оказался достаточно предсказуемым. Готова ли я? Начало разговора в принципе стало неожиданностью, как и его слова. С утра мужчина показался агрессивным, когда я кинула обвинение в изнасиловании, но сейчас…
Его взгляд, его голос. Его просьба. Я словно видела другого человека. Не того мужлана, который отнял у меня жизнь, не того человека, который ясно дал понять, что помимо роли личной куклы ничего более не светит.
Он показался мне другим. Готовым идти на компромиссы, слушать, а главное – слышать.
Только вопрос все равно оставался открытым, а ответ на него так и не пришёл в голову, однако, осмелившись нарушить течение мыслей и выстраивание собственных предположений, произнесла:
– Постараюсь, Глеб Вик…
– Просто Глеб, – перебил, коснувшись указательным пальцем моих губ. – Сегодня остановимся хотя бы на этом.
Мы так и остались стоять, глядя друг другу в глаза. Не отдалялись, но и не притягивались. Застыли. Но это не беспокоило нас. Ни его, ни меня. Потому что нам и так хорошо. Спокойно. Умиротворенно.
На террасе дул прохладный ветер, солнце светило ярко-ярко, до слепоты, а я только что осознанно открыла новую страничку в жизни. Что будет дальше? Я не знала. Только теперь мне до одури хочется найти эпилог и понять, чем все обернется для меня.
Для нас.
Глава 18
Перемены. Терпеть их не могу. Ненавижу, когда меняется привычный ритм жизни, когда все рушится на глазах. Как несколько месяцев назад, стоило родителям объявить о моей свадьбе с незнакомым мужчиной. Невозможно передать словами пережитое.
Казалось, я привыкла к никчемному существованию, привыкла плыть по течению, лишь изредка показывая характер. Пока вновь не наступили изменения. Но если раньше они не особо пришлись по вкусу, то сейчас ощущалось некое облегчение, словно камень свалился с души.
Замечала, как порой улыбалась без повода, как вставала пораньше, дабы встретиться с утра с Глебом. Да, я перестала называть его мужланом. Со временем, конечно, но перестала, убедившись в своих ошибочных доводах касательного его персоны.
Мы начали с малого – с разговоров.
Он вставал чуть пораньше, чтобы провести со мной хотя бы часок, я тоже поднималась с кровати по будильнику, спеша к нему в столовую. О чем мы беседовали? Да обо всем. О детских воспоминаниях, о школьных годах, просто дискутировали на различные темы от литературы до политики.
Порой нам приходилось затрагивать неприятные темы. К примеру моих родителей, о которых я не желала слышать. Глеб не заставлял как-то контактировать с ними, просто рассказывал, как у них дела. Но эта тема быстро сошла на нет после моей просьбы не напоминать о них.
Мужчина возражать не стал, но в ответ поставил ультиматум. Он просил не входить в хореографический класс. Нет, не приказал, а именно попросил. В этот момент я заметила легкую искру в его взгляде.
Грустную искру.
Я пообещала больше не заходить туда, понимая, что это не обычная просьба. Как бы не силилась зайти туда и станцевать что-то, все равно обещание не нарушала. Не хотела портить с ним отношения, когда они только-только стали налаживаться.
Однажды я порывалась спросить, что гложило его, но в итоге не осмелилась и слова произнести. Потому что видела в темных глазах ту боль, готовую есть в душе годами, так и не освободившись. Ему неприятно находиться там, знать, что эта комната вообще существует. Почему не снесет? Не переделает? Этим тоже не интересовалась.
Со временем я радовалась таким переменам. Замечала, как ежедневно ждала Глеба после работы, даже если возвращался за полночь. Мы не стали нормальной семьей – между нами все ещё хранилась некая отстранённость, но все шло именно в лучшую сторону. В правильную.
Он старался приезжать раньше и больше проводить время со мной. Мы часто сидели на веранде, глядя на вечернюю Москву, даже ужинали там. Наши посиделки могли длиться часами либо за беседой, либо в полной тишине, только она не казалась натянутой или напряжённой.
Так я узнала, что Глебу тридцать три года, узнала о его любви к плаванью и прогулкам на яхте. Слушала без конца, как ему изредка удавалось вырваться в открытое море и искупаться в самом тихом океане. Слушала и мечтала о таком же.
Почему мое отношение к мужу изменилось в противоположенную сторону? Периодически я спрашивала себя об этом, пыталась выявить какую-то закономерность. Но со временем осознала, чего не хватало нам все это время.
Открытости.
До этого Глеб часто задерживался на работе, а я пребывала в собственной задумчивости, стараясь игнорировать существование мужчины в целом. Забыть о нем. Но это невозможно. Рано или поздно должен был настать переломный момент. И он наступил нежданно-негаданно.
Мне все ещё сложно воспринимать его, как мужа, но и чужим назвать язык не поворачивается.
– Все хорошо? – Глеб резко ворвался в мои мысли.
– Да, конечно, – ответила, слегка улыбнувшись. – Задумалась немного.