Я тебе не враг (СИ)

— Потому что так хочу и ты ничего не можешь с этим поделать. Уйти тебе некуда.

— И ты этим пользуешься!

Она сидела в библиотеке напротив, одетая в голубую шелковую пижаму, которую сама выбрала на указанном мной сайте, и куталась в плед, хотя в доме было тепло. Наверное, без него чувствовала себя обнажённой.

Положив ногу на ногу и оголив тонкую щиколотку, Лиза бросала мне вызов, и я с готовностью принял его. Впервые сказала мне «ты» и склонила голову набок, словно прислушивалась, не произошла ли катастрофа. Не обрушатся ли на её голову кары небесные.

Я понимал, что она чувствует. То же, что и я: что нас неудержимо влечёт друг к другу, и мы оба знаем, чем это кончится. И почему-то с самозабвением двух садо-мазохистов оттягиваем этот момент.

С моей стороны был расчёт. С её — любопытство и щемящее чувство скольжения по лезвию вседозволенности. Это можно, а это нет. Но если никто не узнает, то вполне допустимо.

Я не торопил. Хотел, чтобы она сама предложила себя. И каждый вечер думал о том, что пора заканчивать игру.

А утром снова любовался её длинной шеей и расстёгнутой верхней пуговицей рубашки. Иногда она расстёгивала две пуговицы, как бы невзначай, будто забыла о них.

Маек и футболок Лиза не любила. С ними нельзя так играть на чужих нервах и интересах.

Я выполнял все её прихоти до того, как она о чём-то просила. Через горничную предлагал купить новую одежду или книги, милые безделушки в виде закладок или брелоков. Лиза соглашалась, но чаще нет.

В первом случае ей приходилось меня благодарить, чуть краснея или сердито спрашивая, что я потребую взамен. Во втором — я настаивал или соблазнял другой ни к чему не обязывающей вещью.

Дорогие подарки были табу. Не примет, это раз, и это будет явный знак моих намерений, два.

И однажды, когда терпение лопнуло, я снова пригласил её на ужин.

Последний. С продолжением.

7.1

О побеге больше не было смысла и мечтать. О свободе — тоже.

Я не знала, что там с выкупом, но подозревала, что всех денег мира не хватит теперь, чтобы я вышла от сюда, не получив наказание. Я читала это в Его глазах, и знала, что случится вскоре.

Странно, но эта мысль больше не вызывала у меня ужаса. Скорее я пребывала в состояния волнения, одновременно боялась и желала наступления ночи. Мне даже хотелось, чтобы всё свершилось поскорее, и я переходила грань в нашем общении. Иногда забывала застегнуть верхнюю пуговицу, порой обнажала бедро, хотела чтобы Он посмотрел.

Я понимала, что иду в пасть льву, но теперь уже было всё равно. Я в одной с ним клетке, бежать некуда, за спиной лишь железные прутья, впивающиеся в кожу.

Блин, да он и так меня видел всю, пока я болела!

Я знала это, он знал, что я знала. Что он придёт однажды ночью. Скоро.

Я открою дверь, а за ним Он.

Что я воображаю себе, дурочка?! Просто дура ты, Лиза!

Я плакала от бессилия, закусив зубами угол подушки и свернувшись калачиком в чужой постели!

Мне вернули прежнюю комнату на втором этаже, но это была тюрьма, из которой лишь два выхода — вниз по лестнице на пятнадцать ступеней или разбить стекло и выпрыгнуть. На смерть или увечье.

Нет, я не была к тому готова. По сути, я ни к чему не была готова.

Даже к его визиту той ночью.

Он знал, что я не сплю.

— Через день тебя отвезут в аэропорт и отправят в Москву самолётом, — произнёс он с порога, тихонько закрывая дверь на ключ. Сердце моё забилось пойманной птицей, тщетно пытающейся сломать прутья клетки. Клетки, к которой я почти привыкла.

Мы стояли друг напротив друга. Он подошёл и положил руки мне на плечи. Нахмурился, впился глазами в моё лицо, будто хотел запомнить его, запечатлеть каждую чёрточку. И я закрыла глаза, лишь бы не видеть Его. Не запоминать Его лицо.

Уйти и забыть всё, что сейчас произойдёт. Я была девственницей, с невинностью надо кончать, рано или поздно кто-то бы и так сделал меня женщиной.

— Я ещё..

— Я знаю.

Ну и ладно. Вот сейчас всё и случится. Я открыла глаза и заметила морщинку на переносицу, дотронулась пальцем, провела по ней, будто могла стереть. Он перехватил мою ладонь, сдавил её до лёгкой боли и поднёс к губам, чтобы запечатлеть поцелуй, похожий на тавро. Клеймо, которое ставят на живом товаре — я именно так это восприняла.

И этот поцелуй наполнил меня дрожью. Сладостным трепетом ещё предвкушаемого возбуждения.

— Раздевайся! — коротко приказал он, и я, как под гипнозом, высвободила руку и отошла на шаг. Мне хотелось, чтобы он видел меня всю. Без одежды, с мурашками на коже обнажённой груди и спины.

Никакой неловкости. Я смотрела ему в глаза, в которых видела отблески костра, на который я взойду и в котором сгорю от боли и стыда. Стыд придёт после, это я точно знала.

Моя шёлковая пижама осела на пол.

— Дальше, — приказал он и усмехнулся. Я ожидала, что это случится иначе: романтичнее, торжественнее. Что меня, как агнца, приведут на закланье под звуки барабанов, пульсирующих в моей голове.

Что я лягу на чистые простыни и отдам ему свою невинность. Незнакомцу. Мучителю. Палачу, желающему жертву не меньше, чем она его.

Я стянула трусики и подавила желание закрыться руками.