Мелькнула мысль, что сейчас меня передадут представителю отца, и я больше не вернусь в тот особняк, где провела не самые лучшие дни.
А я даже не успела поблагодарить Виктора, от души сказать, насколько благодарна ему не столько за помощь, теперь я понимаю, что он действовал по указке хозяина, сколько за человеческое отношение.
Говорили же мне: остаться. Намекали, да тогда я слов не слышала.
И с Самсоном я не успела попрощаться. Животных я любила больше, чем людей. У животинок, если они привязаны к тебе, не бывает двойного дна.
— У вас отдельный малый зал. Я лично буду следить за тем, чтобы все ваши пожелания исполнялись, — девушка, ей едва ли исполнилось больше двадцати пяти, выглядела так, будто изо всех сил старается казаться богаче, чем есть на самом деле.
Мне было таких жаль. Когда родился в богатой семье, или когда твоя семья стала таковой давно, учишься отличать богатство от того, что называется «пыль в глаза». Мой отец сейчас довольно состоятельный, и в этом нет никакой моей заслуги.
И всё же мне всегда хотелось сказать таким девочкам: сразу видно, что ты обычная. Не ищи богатства через замужество, оно не сделает тебя счастливым лишь по этой причине.
Моя молодая мачеха ненавидела отца. Я была в этом уверена. Ненавидела и боялась, не изменяла лишь по причине страха, что он выкинет её с голой попой. А он мог. И сделал бы. Уничтожил, растоптал и всё это под соусом заботы.
Ледовский был таким же. Наверняка. С чего ему быть иным?
При воспоминании о нём, о вчерашней ночи, у меня снова появилась слабость в ногах. Желание не перечить, а делать, что скажут.
И я боялась Ледовского, но не так, как мачеха отца. Я боялась, что однажды, если моё пребывание тут затянется, я стану считать, что мне нравится, когда он рядом.
Вот и сейчас постарается быть холодным и обаятельным одновременно. Или он не старается вовсе, так само у него выходит?
Меня впустили в небольшой уютный зал, где стоял всего один, но довольно большой круглый стол для компании из пяти-восьми человек. И за ним уже сидели двое.
При моём появлении оба повернули головы. На лице Ледовского промелькнуло одобрение, и оно снова сделалось вальяжно-безразличные, будто он был режиссёром, драматургом, точно знающим, чем окончится сегодняшняя сцена. Да и вся пьеса в целом.
А вот Милана не ожидала меня увидеть. Впрочем, как и я её.
Первым желанием было повернуться и уйти. Но я знала: не позволят. И она это знала.
— Проходите, Лиза. Мы вас заждались, — улыбнулся Дмитрий. И я ужаснулась про себя, с какой лёгкостью я назвала его по имени.
Не в постели, не в момент, когда мозг затуманился желанием принадлежать ему без остатка, а вот так, в обычной жизни.
Это «мы» покоробило Милану. Она выглядела загоревшей, отдохнувшей, идеальной спутницей аристократичного бандита, коим и был Ледовский. Они неплохо смотрелись вместе, и мне это не нравилось.
Официант отодвинул мне стул, и я устроилась на месте, рядом с Ледовским. Напротив, по другую его руку, сверлила меня глазами Милана. Я старалась не встречаться с нею взглядом, но подметила, что одета она, как всегда, безупречно: маленькое чёрное платье, яркий макияж, не переходящий границу, за которой кричащая красота превращается в шлюховатость эскортницы.
— Лиза завтра уезжает домой. — произнёс Дмитрий так, будто меня здесь не было.
Я решила помалкивать и не поддаваться на провокации. А они будут, иначе нас обеих сюда не позвали. Ледовский хотел видеть, как мы будем драться за него? Не дождётся!
— Давно пора, — отозвалась Милана. — Соскучились, должно быть, по папе, Елизавета?
— Да, — коротко ответила я, подняв на «Чёрную королеву» глаза.
Ледовский наслаждался выстроенной сценой, я чувствовала кожей, как он за нами наблюдает и не вмешивается.
Подали осьминога с каким-то экзотическим гарниром, вкуса которого я не ощутила. Казалось, жую обычную полбу, а она не жуётся.
— Не нравится, Лиза? — спросил Дмитрий и на этот раз без тени привычной для меня насмешки
— Не нравится, — ответила я, но смотреть в его сторону не стала.
Не дождётся.
Пусть сидит и гадает, что именно мне не нравится. Впрочем, понятно, что всё.
— Закажите что-нибудь другое. Вам приготовят любое блюдо.
— Самолёт до Москвы, пожалуйста, — улыбнулась я и нарушила данное себе слово. Посмотрела ему в лицо.
Кажется. Я помнила каждую чёрточку. Трогала пальцем, целовала, таяла в его руках, и всё это было с какой-то другой Лизой. И Дмитрий был другим: вполне себе осторожным, возможно, я приняла его ласку за нежность. Конечно, с чего ему испытывать ко мне что-либо, кроме отвращения. И желания уничтожить моего отца, причинив страдания мне.
Милана картинно засмеялась, будто я сморозила ужасную глупость, но я не смотрела на неё. Лишь на него.
«Зачем ты меня позвал?» — хотела бы спросить я, если бы оказались наедине.
«Чтобы ты понимала, что не одна у меня, и никогда одной не будешь», — думаю, он ответил бы он.
И что бы я сказала в ответ? Промолчала, вероятнее всего.
Или пожала плечами.
— Это блюдо заказано на завтра.
Я не сразу поняла, о чём он говорит. Ах да, значит, завтра улечу.