Я тебе объявляю войну

Как только она закончила беседу, в коридоре возник Денис Сергеевич. Конечно, он вовсе не походил на больного, обманщик.

— А почему ты стоишь в прихожей? Проходи в комнату, — он махнул мне рукой.

Ага, этого еще не хватало!

— Да, останьтесь! Давайте вместе выпьем чаю, кино посмотрим, — сказала девушка.

Что? Спасибо, я только что такое кино видела…

— Нет-нет, я пойду, очень-очень спешу, — невнятно забормотав о своей невероятной загруженности, я сунула Морозову пакет с книгами и стала пятиться назад.

Денис Сергеевич почему-то не спускал с меня глаз. И что было в его взгляде? Насмешка?

— Виктооория… — протяжно произнес он мое имя, — ну что же ты, Виктория… к чему такая спешка?

Иди к черту, извращенец!

Я выскочила в подъезд и — уже второй раз в жизни — бросилась из этого дома наутек. Но не успела пробежать и пару сотен метров, как пришло сообщение от сестры.

«Вика, ты уже освободилась с работы? Можешь встретиться со мной в ***** кафе? Надо поговорить».

Ох, что за срочная встреча? Да еще и в самый неподходящий момент, когда мне хочется забиться в какой-нибудь угол. Чтобы хоть немного успокоиться, я не села в маршрутку, а пошла в это кафе пешком — точнее, побежала, — хотя до него было несколько километров.

— Вика? — сестра широко распахнула глаза, когда меня увидела. — Что у тебя за вид? И где твои шапка и шарф?

Действительно, шапки и шарфа на мне не было. Я их потеряла по дороге?

— Боже, ну на кого ты похожа! Лохматая, ненакрашенная! — не успокаивалась Алевтина. — Я тебе зачем столько косметики оставила? Нужно же хоть немного следить за собой! Вон, на свадьбе, ты какой красавицей была, а сейчас… только посмотри на себя в зеркало!

Я вспомнила идеальную со всех сторон девушку Морозова, ее безупречную укладку, красиво изогнутые брови, ровный загар, и… сердце заныло.

— Ладно, присаживайся, — Аля вроде бы угомонилась, — я тебе сейчас такое скажу!

Я послушно присела за столик, но сосредоточиться никак не могла. Почему девушка Дениса Сергеевича говорит по-французски? Где они познакомились? Что за проблемы между ними были? Или главная проблема в том, что она — несовершеннолетняя? «У меня почти не осталось сил сопротивляться». Как бы ни было — ясное дело — сегодня он уже не сопротивлялся. Даже работу прогулял! Больным ради этого прикинулся, негодяй!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вика! Ты меня вообще слушаешь?

— Что? А, да! Слушаю, конечно!

— По-моему, нет. Я тебе только что сообщила, что ты станешь тетей, а ты вообще никак не реагируешь.

— Тетей… — прошептала я, — да-да, хорошо.

И вдруг до меня дошло.

— Чтооо? Ты беременна?

— Неужели? Наконец-то услышала!

— Это, конечно, замечательная новость, — сказала я, оглядываясь по сторонам. — Но почему же… почему ты сообщаешь мне такую прекрасную новость в таком ужаснейшем месте?

— Как это? С чего бы это место — ужасное?

— А ты посмотри вокруг, — я повела рукой. — Стены — синие, стулья — синие, даже скатерти — и те синие. Какой же мерзкий синий цвет, снова синий, везде синий, это же просто невыносимо, ненавижу его! — заявила я, а потом крикнула на всё кафе, громко и по слогам, — НЕ-НА-ВИ-ЖУ ЕГО!

— Викуль, да что с тобой? Чем тебе внезапно синий не угодил? — недоуменно спросила сестра и коснулась рукой моего лба, — слушай… да ты вся горишь! Ты больна, Вика, у тебя жар! Срочно поезжай домой, я тебе сейчас такси вызову!

Аля немедленно отправила меня домой. К вечеру лихорадка усилилась. Сутки я провела словно в аду на раскаленной сковороде, затем жар спал, хотя меня по-прежнему трясло. Я чувствовала невероятную слабость, совершенно пропал аппетит и сон, а самое ужасное — я погрузилась в беспросветную тоску. В понедельник на работу я не вышла, во вторник — тоже. Хотя и дома оставаться было невыносимо.

Вся обстановка в квартире стала меня раздражать, особенно — наша «малахитовая гостиная». Когда-то малахит был пигментом в темперной живописи. Но если размолоть его слишком мелко, краска получалась грязно-пепельного цвета. И теперь мне казалось, что всё вокруг — вся жизнь — превращается в измельченный малахит, а я скоро буду погребена под толстым слоем грязно-пепельного безумия.

Как ученый, я должна была наконец-то посмотреть правде в глаза и проанализировать происходящее с научной точки зрения. Почему новость о беременности сестры не вызвала почти никаких эмоций, а встреча с девушкой Морозова всколыхнула в душе целую бурю? Почему мне сейчас так плохо? Что происходит?

Самую полную этиологию моей болезни я нашла в разделе De amore qui hereos dicitur книги Lilium medicinale («Врачебная лилия») доктора Бернара де Гордона, профессора университета Монпелье: «Болезнь, называемая hereos, это унылая тоска, вызванная любовью. Симптомы болезни — отсутствие сна, отказ от еды и питья. Все тело слабеет, лишь глаза остаются зоркими». Доктор Бернар упоминал также повышенную возбудимость, беспорядочный пульс и приступы безумия. Прогноз болезни был неутешительный: «Если больных не лечить, они сходят с ума и умирают».