Наде никогда не было так хорошо. Чувствуя всеобщее внимание и восхищение, она словно в одночасье стала другим человеком. Ни Виктория, ни Ксения не претендовали сегодня на роль Королевы — ее роль. Кроме того, окружавшие мужчины были не только галантными и обходительными, каждый из них обладал умом, интеллектом, был самодостаточен.
— Вадим, насколько я помню, ты купил портрет Горького на Ванве — блошином рынке Парижа? — уточнил Никита, возвращаясь к портрету на стене.
— Да, — кивнул Вадим, с удовольствием вспоминая свой первый выезд в Европу. Тогда они были еще студентами, рванули на каникулы.
Портрет был выполнен при жизни Горького, продавец назвал картину «Русский старик с усами». Он и понятия не имел, кто на ней изображен.
А потом оказалось, что на этом же самом рынке, но гораздо раньше, Николай совершенно неожиданно приобрел вышитый серебряной нитью Герб Дома Романовых в рамке из карельской березы.
— Точно! — подтвердил Вадим. — Мы потом долго делились впечатлениями. Коля, ты мне что-то рассказывал об истории появления в Париже блошиных рынков, помнишь?
Фертовский несколько оживился, даже выдал улыбку, Надя стала внимательно слушать. Рассказчиком он оказался неплохим.
…Конец 19 века. Первый рынок только-только образовался за городской стеной и являл собой обычную барахолку с несколькими рядами старья. Оно было разложено прямо на земле. Какой-то гражданин, обозрев это зрелище с высоты обломка городской стены, воскликнул: «Что сказать? Люди копошатся в старье словно блохи. Блошиный рынок».
Тогда, в 1880 г., парижские власти решили избавиться от немалой армии старьевщиков и тряпичников, бродивших ночами по городским помойкам. Копаясь в хламе, иногда они выуживали более-менее стоящие вещи, которые перепродавали на местных рынках. Считалось, что старьевщики не чураются и краденого. Власти выселили их за городскую стену, но те не разбрелись. Они по-прежнему занимались своим ремеслом и продавали находки уже на своем специальном рынке-развале. Постепенно стали превращаться в торговцев антиквариата. Датой рождения первого «блошиного рынка» принято считать 1885 г., именно тогда парижские власти предприняли первые шаги по благоустройству этих рынков. Улицы замостили, построили тротуары…
Едва Николай закончил, словоохотливый Никита принялся рассказывать об интересных находках, потом в разговор включился Вадим. Он вытащил из корзины совершенно уникальные старинные ножницы стоимостью один евро.
Антон подошел к Виктории. После того, как она вернулась из города, ни словом не обмолвилась с Антоном. Она суетилась, активно помогала Вадиму. Антон с ужасом понял, что Виктория, действительно, равнодушна к нему. Она так быстро и легко отодвинула его, а еще буквально несколько дней назад лежала в его объятьях. Неужели он опять наступил на те же грабли?
— Тошенька, — Корецкая заметила его, но тут же отвернулась.
— Антон, — Ксения позвала молодого человека. Он замешкался, все еще стоял возле Виктории.
— Иди же! — через плечо бросила она. — Тебя зовет такая красивая девушка, не заставляй её ждать, это невежливо.
Глава 29
Никита подошел к стеллажу, увидел на нем гитару. Шестиструнка… Кажется, что это было совсем недавно, аккорды, дворовые песни, мечты о публике.
— Вадим, ты не разучился? — Никита снял инструмент со стеллажа, коснулся струн. — По крайней мере, пыли на ней нет.
Вадим засмеялся, тут же признался, что так и не овладел искусством и до сих пор тешит себя мыслью, что найдет время для занятий. Оказалось, что первым аккордам его научил Фертовский. Да, он тоже бренчал на гитаре, даже носил длинные волосы и жуткие оранжевые брюки.
Надя с удивлением узнала об этом. Фертовский хипповал? Не может быть! Такой разумный, сдержанный. Разве в нем мог жить бунтарь? Андреева повернулась к Николаю и опять заметила его смущение. Длинные волосы, оранжевые брюки? Веселая картина.
— Николя, рискнешь? — спросил Никита.
— Нет, я поберегу Ваши уши, — он так быстро отказался, что стало ясно: упрашивать бесполезно.
Виктория лукаво посмотрела на подругу. Надя знаками показывала ей молчать, даже угрожала. Но все напрасно. Корецкая никогда не останавливалась, что касалось ее задумок и интриг. Надя сегодня должна одержать победу, на кону не битва — война!
— Я знаю одного прекрасного, но очень скромного гитариста, — Корецкая взяла инструмент из рук Никиты, струны издали торжественный звук, словно одобрили её слова. Гитара была старая, потертая, гриф темный. Сколько же мелодий она спела за свой век? Сколько раз ее касались пальцы? Умелые, талантливые, бездарные, просто начинающие осваивать ремесло, создающее музыку. Гитара вздыхала, жаловалась, испытывала радость и нежность, она любила вместе со своим партнером, она была готова маршировать или пускаться в пляс испанских мелодий, она верила в волшебство ночных серенад и изо всех сил пыталась помочь несчастной любви. Она становилась ласковой и покорной в надежных руках.
Корецкая подошла к Надежде, протянула гитару.
— Пожалуйста, сыграй!