Не поворачиваясь, отвечаю ровным голосом:
— Честно? Нет.
Не обманываю ни себя, ни мужа. Даже не дергаюсь. Только плечом повела, отталкивая от себя рядом стоящее тело. В груди ничего не екает, не колышется. Приятный аромат мужниной туалетной воды, смешанный с мужским запахом, раньше сводил меня с ума, заводил с полоборота, поднимал волну желания в низу живота. Сейчас только в носу свербит.
Павел не отстраняется. Я чувствую, как он дышит мне в волосы, мой запах в себя жадно вбирает.
— Да ладно? — усмехается тихо возле уха. Привык, что я всегда болезненно реагировала на его выходки и теперь ждет очередных нотаций? Увы, нравоучений больше не будет. В сердце лед.
Уворачиваюсь от его горячего дыхания возле шеи под предлогом найти макароны в шкафу. Он тянется за мной, помогает. Такой же ласковый и внимательный, как раньше, когда у нас все было хорошо.
— Ты чего? — разворачиваюсь и спрашиваю, глядя снизу вверх в угольные, когда-то любимые глаза.
— Соскучился.
— Ну не ври, а? — кривлю презрительно лицо. — Любовница, что ли, от ворот поворот показала или печень зашкалила? Или с потенцией проблемы, не удовлетворяешь? — киваю головой на причинное место. — А-а, деньги кончились дружков поить?
— Колючая…
— А ты ждешь благодарности за трезвость и присутствие? Может, в пояс еще поклониться? С бубном сплясать?
Он по-доброму усмехается моим словам, тянется к губам, обнимает за талию. Намеренно отклоняюсь, еще и руки с зажатой пачкой макарон вперед выставляю, упираюсь в его грудь, ограничивая доступ к телу. Паша видит мое сопротивление. Начинает ластиться, наклоняется, трется носом о мои щеки, нос:
— Я… больше не хочу… тебя расстраивать. Все, набегался, накуролесил, прости.
Не верю ни единому слову. И реагировать не хочу. Самой надоело то любовь выпрашивать, то скандалить.
— Не надо, Паш. Хватит!
В последнее слово вкладываю весь смысл наших отношений.
Не слышит.
Еще сильнее сжимает талию, теснее жмется, припирая меня к стене, между делом нащупывая ручку у плиты и выключая комфорку, потому что за едой следить некому.
— Зай, я мать в гости отправлю с ночевкой, Дениса к твоей. Сегодня вся ночь наша будет. И следующая, и все остальные. Хочу тебя, только тебя…
Пылкий, страстный, голодный.
Не мой.
Паша намного сильнее меня. Мои попытки отстраниться, увернуться, что слону дробина. И вот он уже целует мое лицо, губы. Руки с талии спускаются ниже, задирают подол платья, скользят вверх, к трусикам. Я сжимаю ноги, ограничивая доступ… А тем временем наглый язык врывается в мой рот, заставляет разжать стиснутые зубы…
Я дергаюсь, чувствуя рвотный позыв, каким-то чудом вырываюсь из тисков мужа и склоняюсь к раковине, кашляя от спазмов в горле и поднимающегося вверх содержимого желудка.
— Ты чего? — слышу рядом обеспокоенный голос мужа. Он сочувствующе поглаживает мне спину, пока я стою, согнувшись над мойкой, другой рукой волосы придерживает.
— Не видишь, что ли, — аллергическая реакция на тебя, — проговариваю между глотками холодной воды из ладошки. — Кроме рвотных позывов ничего больше не вызываешь.
Рука на спине замирает, исчезает. Муж несколько секунд ничего не говорит.
— Ну… ты это… смотри. Может, надо чего? Таблетку или врача? — в голосе сочувствие. Мне плевать.
Умываюсь и поднимаю голову на мужа:
— Просто уйди. Дай мне ужин спокойно приготовить.
Он молча сверлит меня черным взглядом, ищет в моих хоть каплю былых чувств и не найдя уходит из кухни, а я свободно вздыхаю. Муж разговаривает о чем-то с матерью, с сыном. Слышу звук включаемого ноутбука, радуюсь, что приучила себя выходить каждый раз с сайта, а новый пароль моей странички никто не знает.
Продолжаю готовить ужин. Снова отмечаю, что меня не трясет, не колотит и настроение ровное. Радуюсь мысленно, что наконец-то я избавилась от больной зависимости к мужу, но вдруг переживаю, что Иван будет меня ждать на ночной разговор, а я вряд ли смогу с ним пообщаться, если муж останется дома. Ночная смена у него только через два дня. Если только вызова не будет…
А после ужина свекровь ушла из дома, забрав с собой Дениску. Все-таки Павел договорился с ними, отправил с ночевкой к родственникам.
Мы остались одни, и мне это совсем не нравится. Зато Паша в приподнятом настроении помогает прибрать и помыть посуду, между делом то приобнимет, то пошутит. В глазах искры и желание…
Я не понимаю, как он может быть таким двуличным. Как в порядке вещей гулял направо и налево, а сейчас думает, что я приму его с распростертыми объятиями.
А я не хочу. Все мое нутро противится быть рядом с ним. Но приходится терпеть, потому что пока еще мне некуда идти. Потому что у сына есть отец. Настоящий. Родной. Тем более без загулов хотя бы временно. А ради ребенка я готова на все, даже на гордость свою наступить. Поэтому веду себя, как могу — холодно, не отвечаю на заигрывания мужа. А впереди ночь…