Каждую ночь мне снится Иван, и утром я просыпаюсь с сожалением, осознавая, где я. Дело даже не в том, что на несколько дней я осталась в квартире мужа, чтобы, пока его нет, спокойно собрать вещи, заодно подыскать нам с Деном новое жилье. Дело в том, что я просто в растерянности. Оглядываюсь назад, на свою жизнь, бывшую и настоящую, и с горечью понимаю, в каком болоте я увязла по самое горло. Оно меня душит. Просто убивает — медленно и мучительно. Есть только три дня, проведенные в далеком уральском городе, с мужчиной, который встряхнул меня, вернул к жизни и… от которого я отказалась…
После командировки я слепая, глухая, немая — я все еще в Екатеринбурге, с Иваном. Там осталась часть меня, там мне было хорошо и счастливо, а здесь все серо и убого. Не могу вернуться оттуда, а очнувшись, кроме пустоты и одиночества, ничего не испытываю.
Я запрещаю себе думать об Иване, но снова и снова вспоминаю его. Его запах, руки, губы… Тело мгновенно реагирует, изнывает в тоске по безумным ласкам, бархатному голосу…
Мне плохо. Я рассеянная, чужая, в тупике. Смысл жизни потерян, но по-другому никак.
Курьер привез Ванины подарки, я оставила их у Сони. Так и лежат у нее, не развернутые. Не могу забрать их. Пока. Только Денису вручила машинку и теперь, глядя как сын играет с ней, грущу, вспоминая свою "командировку".
Иван удален из друзей в ОК, внесен в черный список телефона. Максимально вычеркнут из жизни. Даже Соне я запретила общаться с ним. Подруга поддержала меня. Сначала радовалсь нашей с Ваней горячей встрече, а потом…
— Козел! — и при мне без сожаления удалила все его контакты. — Так-то, — удовлетворенная работой повернулась ко мне. — Что делать теперь будешь?
— Пойду вещи собирать. Пока Пашки нет, хочу съехать. Желательно куда-нибудь подальше, только еще не нашла куда.
— Я тоже поищу. У своих спрошу, может, что подскажут. Но если что — мои двери всегда открыты. Слушай, Натка, а если Иван твой приедет? Ну вдруг? Адрес же мой знает и тебя найдет.
— Как приедет, так и уедет. Я с женатыми дел иметь не хочу и не буду.
— А если разведется?
— Соня! Он меня обманул с самого начала! Всегда будет обманывать? А может у него таких, как я…
Я зажала рот рукой. Не смотря на обиду и разочарование не хочу думать об Иване плохо. Я же видела его глаза, слышала его голос. Сердцем чую — он не врал. Я ему понравилась.
— Знаешь, я уговариваю себя, что все сделала правильно. Иван женат, а значит, у нас нет будущего. Не хочу быть причиной ссор в его семье.
— Ну-ну, — внимательно всматриваясь в мои глаза, задумчиво ответила на мои оправдания подружка.
Я забуду его. Не сразу, но забуду. Постараюсь. Но, он, зараза такая, снится и снится. И во сне он такой… желанный… мой…
Сквозь сон чувствую сладкий цветочный аромат. Открываю глаза — рядом на подушке лежит букет из пяти темно-красных роз в прозрачной упаковке, перевязанный белой атласной ленточкой. За окном занимается рассвет, дом еще отсыпается после трудовой недели, и только в нашей спальне повисло подозрительно тихое напряжение.
— Доброе утро, любимая! — Паша, давно небритый, похудевший, сидя на корточках возле кровати в одних трусах, сияет ярче лампочки, разрывает утреннюю тишину хриплым голосом и тянется губами с поцелуем.
В ужасе подрываюсь, прикрываюсь одеялом, лихорадочно вспоминая какой сегодня день. Почему муж здесь, а не в КПЗ?
— Паша? Ты как… тебя же на 15 суток посадили, прошло девять…
— Договорился, — скалится широченной улыбкой. — Вот, это тебе. Соскучился.
— Спасибо, — холодно благодарю за протянутые цветы, откладываю их обратно и нехотя подставляю щеку, не желая спрашивать, где он взял букет в такую рань. — Не стоило.
Мои слова остаются без внимания. Муж убирает цветы с подушки, перекладывая их на тумбочку, и уверено забирается ко мне под одеяло.
— Эй, ты чего, — возмущаюсь намерениями мужа, отодвигаюсь насколько могу, перетягивая на себя одеяло.
— Чего-чего? А ты думала, на этом подарки закончились?
— Ты что задумал? Не надо!
Паша не дал отстраниться дальше, навалился телом на меня, покрывая быстрыми поцелуями щеки, царапая жесткой щетиной кожу, двигаясь губами к уху и ниже — по шее. Шершавые руки заскользили по телу, задирая шелковую ночнушку вверх, оголяя кожу. От тяжести мужского тела не то что шевелиться, дышать невозможно. Тело противится мужу. Не тому мужчине оно хотело бы отдаться. А этот уже голый и упирается в меня своим отростком.
— Я не хочу, не надо! Паша! — кручу головой, дергаюсь телом, чтобы увернуться от наглых поцелуев, глотнуть воздуха, и повышаю голос, давая понять, что если он не остановится, я закричу и разбужу сына и мать. Изворачиваюсь как могу, но сил не хватает.
— Блядь, достала, — после недолгих попыток приласкать меня муж раздраженно выплюнул и приподнялся.
Радуюсь, что на этом все, свобода, но… НЕТ!