Я тебя купил

— Мне интересно, с чего такая преданность Воронцову? — спрашиваю, откинувшись на спинку стула, давно мне этот вопрос покоя не дает, с первого дня нашей новой встречи. Это не просто работа, он Графа ценой жизни готов защищать, я это еще в прошлый раз понял, по взгляду видел. Я бы еще понял, если бы жизнью ему обязан был, так ведь нет, все ровным счетом наоборот.

— Судьбы у нас похожие, — отвечает он, — братья по несчастью, можно сказать.

— Только не говори, что тоже положил глаз на жену Забарского, — всматриваюсь в его глаза, но ответа в них не нахожу, там все та же пугающая пустота, та же, что и в глазах Воронцова.

— Нет, — отрицательно качает головой и делает глоток из стоящего рядом стакана с водой, — не на нее. Дураком я был, командир, влюбился в девчонку местную, а там сам знаешь как, выйдет женщина за того, кого родители достойным посчитают. Она сбежать предлагала, со мной, а я все правильно сделать хотел, денег заработать, к родителям прийти, руки попросить, — он усмехается грустно и делает еще один глоток.

— И что? — спрашиваю, глупый вопрос, все и так ясно, раз уж он здесь.

— Память-то я потерял, а вот навыки кое-какие остались, заработать решил, в подпольных боях поучаствовать, — замолкает на несколько секунд, — заработал, к отцу ее пришел, руки попросил, а он условие поставил — еще один бой, только в городе, если выиграю, дочь свою за меня отдаст, я не говорил ей ничего, заранее не хотел.

— Выиграл?

— Выиграл, — кивает и смотрит в сторону, — а когда вернулся спустя несколько дней, узнал, что она повесилась. Это я потом, спустя несколько лет понял, что все это неслучайно было и что после первого боя на меня глаз положили, а когда я жениться захотел, сыграли на этом красиво, все они там за одно были, меня отправили подальше, а ее замуж поскорее, сказали, что бросил я ее и уехал, а она руки на себя наложила, не захотела замуж за другого.

Молчу, понятия не имею, что в таких случаях говорить, да и не нужно ему мое сочувствие, не сдалось оно ему. Я даже представить не в состоянии, каково это, знать, что ни черта сделать не можешь, что не улыбнется она тебе и будущего совместного у вас не будет. Я бы сдох без нее, теперь я это понимаю, а эти держатся, на месть сил хватает. Хотя разве это жизнь?

— А сюда как вернулся?

— Забарский помог, — он снова усмехается, смотрит куда-то в пустоту, — отец Амины боями заправлял, но это мелочь, по сравнению с тем, что происходило в городе, и деньги там совершенно другие. Забарскому боец нужен был, меня увидел, загорелся, только меня еще уговорить нужно было биться, и тут я как никогда кстати свататься пришел. В общем глупо получилось, я даже не знал, что от имени Забарского выступал. А когда Амина повесилась, я в бешенство пришел, Командир, всех положил и отца ее, и жениха, мне смертная казнь грозила, за то что натворил, а Забарский меня тогда вытащил, документы сделал, сюда вернул, я много лет считал, что в долгу перед ним, только годы спустя, когда память вернулась понял, что меня, как лоха вокруг пальца обвели.

Он продолжает говорить, а я начинаю понимаю его мотивы — месть, вот, что их объединят, один враг на двоих. В Воронцове он видит себя, свою боль.

— А потом Леха появился, я сразу понял, что у него на Лерку виды, никто не замечал, а я заметил, — он закуривает очередную сигарету и откидывается на стуле, — знал, что он ее забрать хочет, подслушал их разговор случайно, помощь хотел предложить, да не успел, меня тогда Забарский отправил проблемы с братками решать, а когда вернулся, мне Леху полуживого вручили, приказали вывезти подальше и закончить начатое.

— Раз ты все знал, чего ж ты его не грохнул, проблем бы сейчас не было, — вздыхаю, встаю с места, подхожу к стоящему на столешнице чайнику и включаю его, уснуть все равно уже не получится, а крепкий чай не навредит.

— Грохнул бы и сам бы сдох, — отвечает он и поворачивается ко мне, — он меня на расстоянии вытянутой руки держал, ну грохнул бы я его, далеко бы все равно не ушел, я выжидал, ждал пока наступит идеальный момент.

— Дождался, млин, — качаю головой и заливаю в кружку кипяток.

— В общем, увезти я Воронцова увез, но приказ так и не выполнил, было у меня местечко, где можно было спрятаться, — продолжает друг, пока я завариваю чай, — написал потом сообщение Забарскому, что это мое последнее дело и больше я ему ничего не должен, он меня, конечно, искал, но найти так и не смог.

— А ты, значит, все это время был нянькой Воронцову? — ухмыляюсь и ставлю перед ним кружку.

— Был, — кивает он, — врачам платил за молчание, потом двигаться заново учил, с ложечки, можно сказать кормил.

— Все равно не понимаю, чем он эту преданность заслужил, ты же, как верный пес, — делаю глоток и смотрю на старого друга.

— Не знаю, — пожимает плечами Аид и тоже делает глоток из кружки, — мы столько времени бок о бок провели, у меня кроме Графа нет никого, он, можно сказать, моя семья, — некоторое время Аид молча смотрит на меня, — не стоит его недооценивать, он умен, даже чересчур, именно поэтому он главный.