Я тебя куплю

– Хорошо прокрасила? – Он грубо наклоняет мою голову, как хочет, словно я кукла, убеждается, что задание выполнено на отлично, и отпускает меня. – Я не разрешал тебе пачкать мое полотенце.

– Дай мне мое, – говорю я, скрещивая руки на груди. – И сменное белье мне тоже не помешает.

– Не заработала на свое. – Он ловко переворачивает стейк, от запаха которого меня начинает мутить. Аппетита совсем нет. Хочется просто исчезнуть. – Завтра смотаемся по делам, заскочим в магазин – купишь себе пару трусов.

– У меня есть трусы, раз уж мы об этом. Просто они дома. Нужно съездить и забрать.

Камиль вышвыривает стейк на тарелку, выключает плиту и поступью охотника приближается ко мне, сжимая в руке лопатку.

– Ты реально узколобая или притворяешься? У тебя больше нет дома. Ты никто. Не существуешь для внешнего мира. Но в нашем будешь делать все, что тебе прикажут. Зеленкой помазать? Помажешь. Сифилис излечить? Излечишь. Пулю вытащить? Мне насрать, как ты это сделаешь. Теперь ты – сапер.

– Сапер? – не понимаю я.

– Ну да. Он же ошибается только раз, – зло ухмыляется Камиль и возвращается к своему мясу.

Навалив к стейку приличную порцию соуса и взяв кусок хлеба, он садится за барную стойку, где приступает к обеду, уткнувшись в телефон. Даже не пытается притвориться гостеприимным.

– Ты купил матрас? – интересуюсь я, хоть как-то разряжая атмосферу.

– М-м-м… – мычит он, жуя и водя пальцем по экрану. В телефоне ему явно интереснее, чем со мной.

– Это да или нет?

Проглотив пережеванный кусок, Камиль косится на меня и рычит:

– Какая же ты шумная. Терпеть не могу болтливых. В шкафу журналы. Почитай. Посмотри телек. Погладь кошку. Поплачь где-нибудь в углу. Только заткнись, пока я тебе рот скотчем не залепил.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты невероятно милый парень? – Я развожу руками. – Наверное, от девушек отбоя нет. С тобой же так весело!

– А тебе кто-нибудь говорил, что ты заноза в заднице? – фыркает он, закинув в рот еще кусок мяса.

Выдохнув от разочарования, я усаживаюсь в кресло, но снова ловлю на себе недобрый взгляд хозяина этого волчьего логова.

– Что? Кресло тоже под запретом? У тебя тут из комфорта только стул, на котором ты сидишь, это старое кресло и кровать. Или мне перебраться на коврик у порога?

– Хорошая идея. Я бы точно не расстроился.

Ну уж фиг тебе, а не такое счастье! Беру пульт от телевизора и включаю свой любимый женский канал, где как раз началась новая серия моего любимого сериала. Делаю громче, но получаю новое замечание:

– Убавь.

И пальцем не пошевелю. Громко? Подними жопу и убавь сам!

Минут через пять это и происходит. Камиль подрывается с места, бросается к телевизору и вырывает вилку из розетки.

– Ты сам разрешил смотреть телевизор! – возмущаюсь я. – Или смотреть не означает слушать? Ты садист, ты в курсе? Изувер! Бессердечный, невоспитанный, неисправимый!

– Еще одно слово, медсестричка, и спать сегодня ты точно будешь на коврике, – грозит он мне.

– Ох ты батюшки! Напугал! Да с ковриком приятнее, чем с тобой!

Камиль хватает одну подушку с кровати и швыряет ее к порогу.

– Располагайся! – рявкает мне, вернувшись к своему обеду.

– Ну и говнюк же ты, – бубню я себе под нос. Маркиза запрыгивает ко мне на колени и начинает тереться о грудь, будто поддерживая и успокаивая. Увы, лапочка, твой хозяин – козел. – Я хочу пить! – говорю я, погладив кошку. – Можно? Или сдохнуть от жажды?

– Да пей уже, только заткнись! – орет Камиль, как припадочный. Ему явно надо показаться психологу.

– Ты, если жалеешь, что привез меня сюда, можешь обратно увезти.

Я не рискую брать воду из холодильника, чтобы снова не нарваться на истерику этого пришибленного, а набираю воду из-под крана.

– Я не пойму, чего ты добиваешься? – Он бросает посуду в мойку и выпрямляется прямо передо мной, задрав подбородок. – Ты не уйдешь от меня живой, медсестричка. Но если доведешь меня, и у меня нервы сдадут, тебе конец. Хавчик в холодильнике. В двадцать два отбой. Ночью по квартире не шататься. На горшок только на цыпочках. Разбудишь меня, спросонок могу мозги вышибить. Все поняла?

– А подъем? – Я делаю глоток воды, поверх стакана глядя на Камиля.

– Завтра в пять. Но чаще – в три. Я вон с того мешка день обычно начинаю. – Он кивает мне на боксерский мешок у кровати.

– А фен у тебя есть?

– Ты прикалываешься?! – Он опять хватает меня за локоть. Когда-нибудь точно руку вывернет, идиот!

– Просто хочу сразу все уточнить, чтобы больше не бесить тебя своими расспросами. И перестань хватать меня. Больно!

Он нарочно сильнее сдавливает мою руку, наслаждаясь мукой на моем лице.

– Я уже начинаю жалеть, что сжалился над тобой.

– По-твоему, это сжалился? Да лучше бы ты шлепнул меня! Притащил меня в свинарник на пытки и возомнил себя великим спасителем!

– О, детка, – выдыхает он, смакуя каждый звук и обнажая свои ровные белоснежные зубы, – это еще не пытки. Не нервируй меня, иначе у твоего будущего появится возрастной ценз «восемнадцать плюс».

От этой угрозы веет решимостью и колючим холодом. Мне действительно лучше притормозить коней. Молча киваю, убеждая Камиля, что поняла, и он меня отпускает.