Я тебя накажу

Ведь это же так важно. Правда? Правда не только для одной меня. Мне было необходимо знать хотя бы это…

Но этого чувства мне никто не дал. Как бы я не надеялась и молчаливо об этом не просила. Какие бы надежды я не возлагала на этого человека, он их не оправдал.

Если можно было сделать только хуже, то Чернов делал.

Если можно было что-то разрушить, то Глеб рушил.

Говорят, что на пепелище не станцуешь, но он отплясывал с завидной ловкостью, нивелируя мои чувства.

Уничтожая меня. Нас.

Отдавая предпочтение другой семье?

Его голос звучал холодно и.… как будто безразлично?

— Собирай свои вещи, — коротко бросил он, наконец обратив на меня внимание, — завтра ты вылетаешь в Лондон.

— Почему Лондон? — странно, что я спросила именно об этом.

— У тебя есть гражданство… тебе не нужно ждать визу. Тебе проще и быстрее улететь именно туда…, - как будто между делом заявил Чернов, — тем более… я договорился о колледже. Квинс Мэри… элитно и престижно.

— Стоп… стоп, — я запротестовала, — разве ты можешь просто так взять, сам решить и куда-то меня отправить?

Я не понимала, что происходит, но ясно было одно — ничего хорошего.

— Могу, — устало проговорил Чернов, — Алиса, в последнее время ты… устраиваешь слишком много проблем…

Говорил он, словно фразы подбирал. С какой-то тактичной скрупулёзностью. Словно не хотел меня обидеть, но при этом дико обижал. Своим пренебрежением. Своим самоличным решением… на счет МОЕЙ жизни.

— Какие проблемы? Ты о чем? — была только одна ситуация и то, я верила, что она вскоре разрешится.

Я видела на сколько он был напряжен. Не понимала, что творилось у него на душе и от этого мне было просто невообразимо страшно.

С того дня, как я ворвалась к нему в кабинет, мы не разговаривали. Мы не выяснили многое и, в том числе, не прояснили причину моего настолько импульсивного поступка.

— Ты не понимаешь? — впервые за долго время он показал какие-то эмоции. На лице возникло недоумение, — ты сейчас на полном серьезе задаешь этот вопрос?

— Д-да…, - неловко попятилась назад, инстинктивно чувствуя опасность.

Но от хищника сколько не отходи, он все равно настигнет.

— Ты! — он ткнул в меня пальцем, — опозорила меня, прославив на всю страну. Ты! Разрушила мою спокойную жизнь. О тебе и мне пиздит каждая дворовая собака, а шакалы уже пасутся у моих дверей… и ты все еще не понимаешь, что произошло?!

— О спокойной жизни говоришь… имеешь в виду личную? — меня вдруг пробила нежелательная и горькая догадка.

— Что? — отмахнулся словно не понимая, но потом быстро поправил себя, — я говорю о своей жизни в целом. Личная тоже к этому относится. И теперь везде… Везде! Замешана ты…

— Ты так говоришь, что лучше бы меня в ней не было…

— Лучше бы тебя в ней действительно не было. Ни в личной моей жизни, ни в общей. Лучше бы я держался от тебя подальше и тогда бы ты все так не усложнила. Не испортила…

— А что я испортила? — судя по всему, он говорил о том, как ему пришлось объясняться со Светланой…

— Все, — одно короткое слово прозвучало как приговор, — ты не понимаешь, что ты разрушаешь все, что случается на твоем пути?!

— Не только разрушаю, но и создаю, — кинулась на него в ответ.

— Создаешь что? Одни проблемы! — сам задал вопрос и сам на него ответил.

— Даже если и так. Даже если мы говорим о том, что произошло не так давно… разве это проблема? — для меня она таковой не являлась, потому что я считала, что мы вместе. Я считала нас парой.

— Это не просто проблема, — голос Глеба прозвучал предостерегающе, — ты просто не представляешь, чего это мне будет стоить…

— А мне? Нам? — я словно инстинктивно стала подбирать другие местоимения вместо привычных, — то, что мы вместе, все равно рано или поздно бы узнали. Ведь узнали бы? — внезапно во мне закрались подозрения. Судя по тому, как Глеб отреагировал, мне почему-то показалось, что он подобный вариант даже не рассматривал.

— Нет. Не узнали бы, — подумав, проговорил он.

Мне стоило его не только слушать, но и слышать. Но тогда мне казалось, что я могла еще все исправить, что я действительно могла что-то изменить.

— Глеб, я…

Набравшись смелости я хотела сообщить ему о ребенке.

— Достаточно. Завтра ты уезжаешь. Если не соберешь вещи сама, то за тебя их соберут. Ни истерика, ни другие твои выбрыки не изменят моего решения. Будь хотя бы в этот раз взрослой девочкой, сделай все правильно.

Его слова резали по — живому, слезы стекали по моим щекам, и я не могла больше ничего произнести от режущей боли в районе сердца.

А он как будто издеваясь подошел ближе, прикоснулся пальцами к моему подбородку оставляя ожоги и заставил меня поднять лицо, чтобы я смотрела в его глаза. Как будто всего что случилось “до”, было мало. Он хотел, чтобы я сгорала в этой боли.

— Я ведь предупреждал, что не прощаю ошибок.

Его пальцы больше не касаются моего лица. Его взгляд больше не прожигает меня насквозь… Потому что его больше нет. Он просто ушел. Развернулся и пошел прочь, даже не обращая внимания на то, как я завыла от того, что сердце сжалось.

***

Глеб