Однако здесь одним ударом Мороз не отделался — мужчина оказался намного сильнее физически, чем тот же самый Валенков, несмотря на многолетнюю службу в органах. Но Егор не останавливался, наносил удары по лицу, по печени, не дав возможности противнику нанести урон в ответ. Его нужно вырубить, отделать по полной. Чем скорее, тем лучше. Только мужчина все равно каким-то образом отвечал Егору и бил того по лицу. Но ему было плевать на удары, Мороз словно вымещал на этом амбале всю ненависть и ярость, мстил за непристойное поведение по отношению к его девочке, сидящей в нескольких метрах от них. Он мстил за нее, дрался за нее. За свою возлюбленную. За ее слезы. За ее страх. За все злодеяния, что были причинены ей несколько минут назад. Когда в последний раз дрался за девушку? Только в ту ночь с гопниками, спасая Леру от нападавших. Мороз лишний раз осознал, насколько эта девочка важна для него.
Мужчины чуть ли не катались по полу, нанося друг другу увечья. Каждый из них пытался защититься, каждый старался как можно быстрее одержать победу над противником, пока жуткий выстрел, разлетевшийся на всю мощь, буквально не оглушил присутствующих, перепугав Леру, а главное — задел преследуемую цель, который тут же свалился на землю, не в силах сделать хоть какое-то движение. Он чуть ослаб, заметив, как по белоснежной рубашке, которую сегодня с утра застегивал на все пуговицы, думая вовсе не о работе, растекалось красное пятно. Кровь. Никто не двигался, все словно оцепенели. Но ненадолго.
— Блядь, менты! — закричал амбал, попытавшись встать с земли и сбежать прочь отсюда, дабы его не замели за содействие.
«Не дури, я сам мент», — хотелось крикнуть Валенкову вдогонку своему «помощнику», которого уже успели поймать по пути и повязать, но в тот момент, как из машины вышли полицейские и скрутили его самого, эти слова так и не вылетели из уст.
Никто не понимал, как здесь оказались правоохранительные органы, как мужчины с оружием окружили дом и стали потихоньку пробираться внутрь. Никто не услышал характерный сигнал сирены. Потому что никому не было до этого дела. Преступники думали лишь о том, как бы сбежать отсюда, а два заложника, которые еще находились на улице, лишь смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Мужчины в форме, как по команде, направились к дому, и только командир этой операции завидел окровавленного мужчину и нависшую над ним девушку, не желающую отойти от него хотя бы на шаг.
— Скорую, срочно! — крикнул он куда-то в сторону мигающих машин.
Только эти слова вновь никто из них не услышал. Никому они не оказались нужны. Ни Лере, ни умирающему Егору, смотрящему в заплаканные голубые глаза, стараясь в последний раз запомнить их насыщенный цвет.
— Как же я скучал, — прошептал он то, что так давно вертелось на языке, что так давно он мечтал сказать ей в лицо, даже не представляя, что вскоре вновь увидит девушку перед собой. Такую красивую, миловидную, с чуть пухлыми губами и теплом, исходящим лишь от нее. Именно такой он желал запомнить Леру. Любимую Леру, открывшую ему дорогу к неизведанному ранее чувству.
К любви...
— Ты выживешь, слышишь? Ты обязательно поправишься, — ее заплаканный голос звучал уже не так, как раньше. Он казался уверенным в собственных словах. Но так ли получится в итоге? Егор понимал, что нет Пуля застряла где-то в его теле, он буквально чувствовал, как жизненные силы медленно покидали его. Наверное, мужчина вряд ли хотел бы прощаться с жизнью вот так, оставляя ее в одиночестве, но ничего не поделаешь. Такова его судьба.
— Будь счастлива, малышка. Ты самое дорогое, что у меня когда-либо было, — он кое-как поднял руку и прикоснулся окровавленным пальцем к ее щеке. Гладил, запоминая мягкость нежной кожи, пока тело совсем не ослабло, а эта самая рука, о которую Лера буквально терлась, резко не упала на землю.
Девушка не сразу заметила, как взгляд любимого мужчины стал стеклянным, как грудь больше не вздымалась, стараясь сделать вдох и впустить кислород. Нет. Только не это. Лера была так уверена, что он обязательно поправится, что они будут жить счастливо в его доме, или же в Москве. Да черт с ним, хоть в шалаше возле мусорки, но главное — с Егором. Он не мог просто так бросить ее.
Он не мог просто так умереть...
— Егор, пожалуйста, держись, — шептала девушка. — Прошу тебя, не покидай меня, — слезы капали из глаз прямо на бело— красную рубашку Егора. Она не обращала внимания ни на что: ни на возню в доме, ни на слова командира операции о том, что скорая уже на подходе. Поздно говорить об этом. Слишком поздно. Они не успели спасти его. Не успели вернуть к жизни самого дорогого человека на свете. — Я люблю тебя. Больше жизни люблю. Пожалуйста, будь со мной...