– Сейчас вернусь, – улыбается ей, послав воздушный поцелуй.
Покидаю здание бара неторопливо, сканируя взглядом помещение. Вари уже след простыл. Она вылетела из бара пулей, сразу же, как вышла из туалета. Варя спешила, как на пожар. В постель к престарелому муженьку, что ли? Да пофиг!
Нет, не пофиг…
Не получается обмануть себя. На Варю мне глубоко не пофиг, я вообще не знаю, настанет ли тот день, когда я смогу подумать о ней без адского желания присвоить, зацеловать до одури, вытрахать до смерти.
Азат плетётся за мной, хлопая по карманам в поисках сигарет. Оказавшись на улице, я прогуливаюсь до угла здания, поворачивая за него, подальше от компании трёх мужчин, переговаривающихся между собой на турецком языке.
– Забыл свои сигареты?
Я с улыбкой протягиваю Азату пачку сигарет. Едва он хватается за пачку, я мгновенно дёргаю его за запястье на себя и пробиваю кулаком по солнечному сплетению. Через миг моя рука сама тянется в карман дорогих брюк, вытаскивая складной нож, открывающийся по щелчку.
Толкнув Азата к стене, я приставил нож к его мошонке и нажимаю.
Он едва дышит, хрипя и кашляя, но почувствовав, как остриё ножа царапает его яйца, испуганно и коротко взвизгивает.
Стычка короткая, но напоминает о моём бандитском, уличном прошлом. Мне тридцать девять, в таком возрасте не принято размахивать пушкой или ножом.
Сейчас я ворочаю делами иначе, но прошлое напоминает о себе.
Оно же никуда не делось, мы повсюду таскаем его с собой.
Прошлое вшито под кожу и разносится по крови, иногда как бальзам на душевные раны, а иногда, как ядовитая отрава. Но даже если оно колет и делает больно, я предпочту корчиться от боли, чем быть в блаженном и тупом беспамятстве.
– Так что ты там языком трепал, а? О ком? Я имени не расслышал!
Я говорю едва слышно и немного проворачиваю нож. Глаза Азата сильно расширяются, и из них пропадает весь пьяный хмель, как по щелчку.
– Не слышу. Кажется, мне просто послышалось, что ты говорил? Или не послышалось? Но в таком случае сегодня ты лишишься яиц, а уже завтра тебя найдут на помойке, с теми самыми яйцами, в твоей же глотке. Ну так что… Мне послышалось?! Или у тебя язык слишком длинный, а яйца и жизнь так вообще лишние?!
Азат кивает быстро-быстро, кривя губы. Изо рта потекла слюна.
Как бы не обделался от страха…
– Не понимаю, зачем ты мне киваешь.
– Ничего не говорил. Ничего не видел. Мне п-п-просто п-п-показалось.
– Показалось, – задумчиво. – С пьяну, наверное?
Нажимаю на нож ещё раз, для верности.
– Показалось-показалось! – твердит Азат, задыхаясь.
– Хорошо, если так. В следующий раз, если тебе что-то покажется, сто раз подумай, прежде чем трепаться.
– Ничего не было же. Я ничего не видел.
– Ничего и не было, – улыбаюсь.
Я опускаю нож, но не сразу, а через секунд пятнадцать, за этот короткий промежуток времени Азат успевает облиться потом с ног до головы.
– Иди в бар, Азат. Тебя тёлки заждались.
– А ты вернёшься?
– У меня дела есть. Важные.
– Х-х-хорошо. Удачного вечера. За столик оплачу, – заверяет меня Азат.
Он поспешно уходит, несмело дотрагиваясь до мошонки, словно проверяя, на месте ли его хозяйство.
Зря я сунулся в этот бар…
Но нужно иногда проветриваться и вести себя, как все обычные люди, мелькать на публике, знать места.
Отшельником быть просто, но отшельники не меняют этот мир, а я запланировал перевернуть устоявшийся мир супружеской четы Сазоновых, а для достижения этой цели все средства хороши.
Кстати, о средствах, нужно не забыть заказать доставку большого букета на завтрашнее утро.
Для невесты.
Варя
Следующее утро начинается с отдалённого грохота, разорвавшего мой сон.
С тревогой сажусь на кровати и кладу ладонь на вздымающуюся грудь: кажется, сердце вот-вот выскочит прочь.
Я довольно быстро прихожу в себя и успокаиваю мысли. Но что же гремит?!
Быстро надев халат поверх шёлковой сорочки, я покидаю супружескую спальню. В коридоре натыкаюсь на прислугу. Горничная Надя идёт по коридору со стопкой чистых банных полотенец, опустив взгляд в пол.
– Надя, доброе утро. Что у нас случилось?
– Доброе утро, Варвара. Вы спрашиваете про грохот?
– Да, именно про него я и интересуюсь.
– Я тоже испугалась его. Это из кабинета Вадима Георгиевича. Я постучалась, но мне никто не ответил, – объясняет Надя.
– Вадим заперся внутри?
– Не знаю. Я не решилась войти без разрешения.
Вадим известен крутым нравом, поэтому прислуга вышколенная и послушная.
– Хорошо, Надя. Я сама схожу и проверю, всё ли в порядке с Вадимом. Как закончишь с ванными и полотенцами, загляни в нашу спальню.
– За вами можно прибирать постель?
– Да, я уже встала. Можешь заниматься своими делами, но не забудь заменить постельное бельё.
– Я всё сделаю.
Отпустив прислугу, отправляюсь к кабинету Вадима. Прислушиваюсь. Кажется, тихо.
Можно войти?
Что здесь могло греметь?!
Грешным делом в голове промелькнула мысль, что Вадим не молодеет, а здоровье не крепнет год от года.
Вдруг ему стало плохо с сердцем?