Кажется, Вадим снова наливает себе любимый бурбон, и только после этого появляется на пороге спальни и целует меня в волосы. Я откладываю в сторону планшет и наблюдаю за раздевающимся супругом. В каждом движении сквозит усталость.
– Как прошёл день?
– Дел было много, – вздыхает Вадим и, сняв рубашку, предлагает. – Разомни мне плечи? Совсем каменные, – жалуется.
Супруг опускается на кровать, мне приходится выполнить его просьбу.
Возраст уже сказывается на теле мужчины. Ему стоило бы больше времени проводить в спортивном зале, может быть, тогда к порогу пятидесяти он подошёл в лучшей форме.
Однако Вадим лишь изредка ходит в бассейн, на плавание, он обладает значительными ресурсами и властью, но его власть заключается в подсчёте цифр и проворачивании сложных финансовых схем.
– О-о-о-о… Как хорошо! – ободряюще стонет. – Ты чудо.
Вадим перетягивает мою руку к себе и целует запястье, но немного морщится, учуяв запах мази от синяков и ушибов. Потом его взгляд переползает выше.
Отчим разминает посиневшую кожу.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя. Больше всего на свете. Всегда любил, – говорит, нахмурившись и целует кожу, покрывшуюся мурашками после этого поцелуя. – Не думай, что мне даётся это легко. Я не ожидал, что это будет так глубоко. Теперь ты моя, Варя. Только моя…
Целую его в затылок с щедрой сединой и не могу отделаться от впечатления, что делаю что-то запретное. Не получается абстрагироваться.
– Ты обещал нам неделю совместного отдыха, но сам днями напролёт безвылазно торчишь в офисе и разъезжаешь по встречам…
– Дела, Варя. Если бы не банкротство партнёра, которого я считал надёжным… – вздыхает отчим.
– Значит, можно не надеяться на отдых в красивых местах.
– Обязательно съездим куда-нибудь позднее!
– В Париж? – позволяю себе мысленно усмехнуться.
– Хоть в Париж, хоть в Милан. Как только дела наладятся, сразу вдвоём махнём… – бодрым голосом отвечает Вадим, после он направляется в душ, насвистывая под нос мелодию.
«Вдвоём…»
Меня напрягают эти слова Вадима, как и вся ситуация, в целом.
Но особенно беспокоит, что в последнее время он всё чаще отгораживает меня от сына. Как будто нарочно…
Я не беру в расчёт неделю наказания, но и без неё хватает других мелочей.
Материнское сердце не обманешь.
Я чувствую, что Вадим не любит Ваню всей душой, у Вани за последний год во внешности всё больше прорезываются черты Рината.
Он словно его маленькая копия, так сильно похож, что даже если бы я хотела забыть Рината, то никогда не смогла бы этого сделать из-за Вани.
Вадим возвращается в спальню спустя полчаса и ложится в постель, надев шёлковую пижаму.
Я занимаю место на его плече, потому что нужно задать ещё несколько важных вопросов и при этом держать вид любящей супруги.
– Вадим, у меня не получилось дозвониться до твоих родителей. Их телефоны отключены.
– Ты звонила маме и папе? Зачем? – напрягается Вадим.
– Как зачем? Ванечка же у них. Я соскучилась по нему и хотела бы услышать, как у него дела.
– У него всё хорошо. Я разговаривал с родителями два дня назад и показывал тебе фото.
– Да, замечательные фото, – говорю с улыбкой. – Но услышать голос сына – это совсем другое. Ты же понимаешь это…
– Я понимаю лишь то, что ты кудахчешь, словно наседка, над своим сыночком… Неужели нельзя расслабиться без него?
– Вадим, что происходит?!
Я отстраняюсь и заглядываю в его глаза, которые темнеют за одно мгновение.
– Ты удерживаешь меня вдалеке от сына. За какой проступок? Я делаю всё, что ты требуешь от меня.
– Но ты любишь его сильнее, – звучит ответ.
Я стираю холодную испарину, выступившую на лбу.
– Вадим, ты перегибаешь палку. Ваня – мой сын, единственный ребёнок. Разумеется, я люблю его. А ты… ты пытаешься сравнить то, что априори сравнивать нельзя. Скажи, где Ваня?
– С родителями.
– А где твои родители? Я звонила им на сотовые и на домашний телефон. Никто не отвечает…
Вадим раздражённо вздыхает.
– Когда Ваня рядом, ты постоянно трёшься только около него. Он вырастет тряпкой!
– Это отговорки. Я хочу узнать, где Ваня. Прямо сейчас хочу узнать, не потом, не через день или через два! Где мой сын?!
Спокойствие быстро рушится приступом паники с примесью ярости.
Сейчас я зла на Вадима так, что могу даже ударить его по голове тяжёлой вазой, как раз стоящей на тумбе.
В ней стоит роскошный букет алых роз. В нашей спальне всегда стоят свежие цветы – букеты один в один – алые розы, присутствие которых я уже не замечаю, но зато с удовольствием прокручиваю в голове мысль о том, насколько тяжела керамическая ваза.
– Успокойся! – осаживает меня Вадим. – Или не услышишь сына ещё неделю! Или даже две…
– Или отправляюсь за решётку из-за твоих махинаций! – заканчиваю фразу за него и сбрасываю халат, повернувшись к нему спиной.
Пусть смотрит на следы своих стараний и полюбуется на синяки, которые так ещё и не сошли.
В спальне повисает густое молчание.
Вадим напряжён и зол, но, кажется, он чувствует, что я стою на самом краю пропасти.