Я тебя (не) помню

– Мой паспорт у меня в сумке, – возразила я ему и достала документ. Пальцы слегка задели электрошокер, но я не решилась его доставать. Кирилл внимательно следил за мной. Более того, он сам когда-то подарил мне его в те времена, когда еще дорожил мной. Скользнуло понимание, что даже в случае успеха я все равно не успела бы скрыться: на шпильках, в длинном вечернем обтягивающем платье особо не побегаешь. Словом, не самый удачный день в моей жизни. Впрочем, каким еще может быть день встречи с мужем, который явно спятил?!

Кирилл внимательно просмотрел документ.

– Номер серии немного другой, – заявил он, обычно хваставшийся своей маниакальной памятью на цифры. Я вырвала у него паспорт из рук и открыла сама.

Цифры действительно не сходились, и это было странно. Совсем странно.

Серию и номер паспорта я знала наизусть, или все-таки не знала? Не успела я собраться с мыслями и придумать более-менее нормальное объяснение подобному, как Кирилл достал из внутреннего кармана маленькую прямоугольную книжечку, оказавшуюся паспортом, и открыл мне прямо перед носом. Это был мой паспорт, абсолютно такой же, с той же самой фотографией. Единственная разница была в цифрах.

– Даже паспортом поддельным обзавелась. Все для начала новой красивой жизни, – сказал он, смотря на меня таким взглядом, как будто падать мне в его глазах больше некуда. Я хотела, что-то сказать, как-то выразить свое удивление, но Кирилл не дал мне этого сделать.

– У меня к тебе только один вопрос: вещи дочери выкидывать было не жалко? Или все для пущей правдоподобности? Собиралась ли потом ей рассказать об отце, которого собственноручно пыталась упечь за решетку?

– Какие вещи? Какой дочери? – Я решительно не понимала, о чем он говорил. Ведь он отлично знал о произошедшем.

– Моей дочери, Наташ. Я пришел за ней, и ты отдашь мне ребенка по-хорошему или по-плохому.

Его уверенность меня пугала.

– Кого отдать, Кирилл? Ты сам похоронил ее. – Глаза тут же наполнились слезами. Я не была на этих похоронах – не смогла, мне хватило того, что вместо торжественной выписки и кучи поздравляющих друзей меня ждали лишь два документа: свидетельства о рождении и о смерти. И я бы многое отдала, чтобы второго свидетельства никогда не было. Как я молилась в родзале, как отчаянно надеялась, что врачи ошибаются и Аленка живая, но вместо криков новорожденной в зале звенела леденящая тишина, подтверждающая лишь одно: моим надеждам было не суждено сбыться. Мне, обессиленной, даже не позволили взглянуть на только что произведенного на свет ребенка, сказав, что это ни к чему. Я помню ощущение еще теплого маленького тельца, которое тут же забрали от меня. Врачи торопились зафиксировать смерть, пока я так хотела верить в обратное.

– Тридцатого мая, Кирилл, это было тридцатого мая, – тихо произнесла я, дышать было тяжело, я так долго пыталась забыть об этом дне. – И все потому, что ты среагировал не сразу, – из моих уст вырвалось обвинение, которое я столько времени пыталась держать в себе. – Мы бы успели, Кирилл, мы бы успели…

Не измена разрушила наши некогда прекрасные отношения – измену, быть может, я бы и смогла простить, – а одна несостоявшаяся жизнь, с которой мы связывали столько надежд. Смерть дочери я не смогла простить ни ему, ни себе.

Кирилл изумленно уставился на меня.

– Тридцатого мая мы как раз успели, Наташ. Правда, пришлось обоим понервничать. А в августе с новорождённой дочерью на руках ты решила от меня сбежать.

Я непонимающе посмотрела на него.

– Этого не может быть, – совсем тихо прошептали мои губы

– Я даже свидетельство о рождении сделал после твоего побега, – сказал он, вложив мне листок в руки, внимательно разглядывая меня, будто картину в Третьяковской галерее. То самое свидетельство о рождении. Пальцы дрожали, сердце бешено стучало о ребра. В неверии строчку за строчкой я перечитывала документ несколько раз, ища в нем какую-то ошибку или уловку.

– Это подделка, – тут же сказала я. Это не могло быть правдой, ибо если на мгновение допустить, что документ настоящий, моя дочь родилась 4 августа в городе Сочи, то что я делала в этот день? Кажется, смотрела здесь квартиру. Но почему же так хочется верить в эту абсурдную правду? Чудес не бывает, Наташ, ты знаешь это лучше многих. Но, даже понимая, что это ложь, я никак не могла выпустить свидетельство из рук.

– Это тоже подделка? – спросил Кирилл, практически бросив мне какие-то снимки в лицо, я ухватилась за один из них и ошарашенно застыла. Потому что на фотографии была я – в любимой клетчатой рубашке, волосы немного взъерошены, взгляд уставший. Но самое главное, я прижимала к себе ребенка. Это была она, я узнала бы ее из тысячи младенцев. Малышка из моих снов, с темными волосиками и пронзительными синими глазами. Маленькая ручка сжимала мой пальчик, и в этом простом жесте было что-то нежное и доверительное.

– Но так не бывает, – прошептали мои губы, а глаза не могли оторваться от изображения, пальцы проводили по глянцевой поверхности фотобумаги.