Я тебя (не) забыла

Лера принесла ей расчёску и уселась рядом, чтобы мама усмирила её кудри и вплела пару синих ленточек. Иногда им нравилось играть в парикмахерскую, а Аню это даже успокаивало – методично водить щёткой сверху вниз. За последний год волосы у дочери, прямо говоря, заколосились. Ещё и виться начали. Аня даже не понимала, в кого это у Лерки, в их семье кудрявых не было. А среди родни Мелёхина? Она внезапно поняла, что слишком мало знает про его родственников. Маму пару раз видела, а отца лишь на фотках, которые ей показывал Серёжа. Только с цветом и формой глаз всё было предельно понятно, тут уж и упоминать не надо, кого Аня постоянно видела и вспоминала, смотря в серые «омуты» на лице Леры. В хорошую погоду в них отражалось голубое небо, отливая синевой, а в плохую – набрякшие тучи добавляли стального оттенка.

Даже Варя, взяв новорождённую Лерку на руки, ахнула.

– Тут уже без сомнения, чьи это глазки, – выдала подруга.

– А я читала, что цвет может поменяться, – чисто из чувства противоречия ответила Аня.

– А может и не поменяться, – исправила Варя.

И ничего не поменялось. Ни капли. Только с каждым годом Аня видела всё больше черт Серёжи в лице дочери, даже в повадках и манерах. Так удивительно, это генетика что ли? Всё закладывается до рождения?

Аня невольно вздохнула, вскинула голову и наткнулась на мамин внимательный взгляд.

– Что такое? – спросила она.

– Да вот жду, когда ты мне сама всё расскажешь. Лезть не хотела, но уж больно любопытно, – честно ответила Вера Анатольевна.

– Ох, мама, – невольно вздохнула Аня, – ты уже влезла.

Что ей сказать? Что три года назад, что сейчас она не горела желанием обсуждать ситуацию между ней и Сергеем. Тогда, потому что чувствовала себя несусветной идиоткой и было так неохота в этом признаваться, сейчас, потому что всё уже перетёрлось и перемололось. Вроде бы.

Вроде бы да не вроде бы.

Лерка убежала в уголок к своим напольным пазлам, которые разбирать могла до бесконечности, а Аня откинулась на спинку дивана и уставилась на мать, которая всё ещё ждала продолжения.

– Ты зачем ему мой адрес дала? – решила она начать с главного вопроса.

– Так он бы всё равно тебя нашёл рано или поздно.

– И ты решила, что рано лучше, да?

Вера Анатольевна улыбнулась с лёгкой грустью. Иногда Аня могла быть очень упрямой. И напористой. Неплохие в принципе качества, главное применять их там, где надо.

– Аня, – начала она аккуратно, – дети должны жить с собственными отцами, если есть такая возможность.

– Какая возможность? Мам, ты ничего о нём не знаешь.

– Ну, по виду он милый.

– Милый? Милый? – Аня почувствовала, как её разбирает истеричный смех. – Мама, да ты представления не имеешь, что у нас с ним произошло! Как он себя повёл!

– Так, а как я пойму, если ты ничего не рассказывала? – зашептала Вера Анатольевна. – Ты ведь даже звонить ему не хотела. Молчала только. Поделилась бы, я бы подсказала. Всяко, жизненный опыт у меня больше.

– Мам, ну серьёзно… что ты видела… папу, который как каменная стена, а? Вы во сколько с ним поженились? Ты едва школу окончила.

– И что! – возмутилась Вера Анатольевна. – Не в количестве мужчин счастье, дочь, и мудрость.

– Ага, а в их качестве. С Мелёхиным тут мимо.

– Ну вы же дружили много лет. Ты же сама рассказывала.

– Это я дружила, а он… он… – Аня запнулась, не способная подобрать правильного слова.

– Неужели он так ужасен?

Аня замялась, обдумывая вопрос матери, но быстро покачала головой.

– Нет… просто гуляка.

– Анют, гуляки нагуливаются рано или поздно, а мальчики взрослеют и превращаются в мужчин. Кто-то раньше, кто-то позже. К тому же из перевоспитавшихся бабников получаются прекрасные мужья.

– Про перевоспитавшихся в романе каком-то сентиментальном прочитала? – с подозрением уточнила Аня. – И при чём здесь вообще «мужья»?

Мама лишь загадочно улыбнулась.

– В общем, не дури, приглядись. Жизнь, конечно, твоя. Но уж больно они с Лерочкой похожи. Как взглянула на него, сразу поняла, чья она дочь. Ещё и глазищи эти… ух… одинаковые. Он как увидит её, у него точно кислород перекроет. Папы они дочек, знаешь, как любят!

– Знаю, – улыбнулась Аня, думая о своём отце. – Да я уже согласилась на встречу. Попробуем на площадке погулять. Лера пусть бегает, там вопросов будет меньше, кто этот мамин друг.

– Мамин друг… – многозначительно повторила Вера Анатольевна.

– Мам, ну перестань, я его точно не интересую. Он всё из-за Лерки…

– Ой, дочь, я бы так с выводами не торопилась. Сделали же вы ребёночка три года… да уж скоро, считай, четыре назад.

Аня тяжело сглотнула. Знала бы мама, как всё было на самом деле, её лояльность к Мелёхину бы тотчас ветром сдуло.

– Сейчас многие тяп-ляп и сделали, – пожала она плечами. – Дело-то немудрённое.

– Ну у кого тяп-ляп, а у вас совсем не ляп получился.

– Да, – улыбнулась Аня, хватая пробегавшую мимо Лерку и тиская в объятьях.

Дочь прижалась к ней на мгновение и чмокнула в щёку. Волна бесконечной нежности и любви затопила Аню. Она никогда не думала, что можно так любить живого человека. Так любят только родители: слепо, безоговорочно, безгранично.