Я тебя не знаю

И тогда я начала отматывать нашу жизнь назад, как киноленту, постепенно понимая, что не было в ней ничего идеального. Все произошло не сегодня и не вчера. Не неожиданно, как казалось мне, а вполне ожидаемо. Я оказалась скучной, серой, нудной женой, от которой сбежали в мир радужных красок и приключений. Да, у нас последнее время не ладилось. Но у кого бывает все хорошо всегда? Есть периоды недопонимания, отчуждения. Кто много лет живет в браке, поймет, о чем я. Это уже никого не настораживает. Это просто еще один этап и уровень. Нет, мы не ругались. Пора скандалов закончилась еще в первую пятилетку. Мы именно отдалились. Кирилл приходил с работы все позже, перебрасывался со мной парой фраз и уходил к себе в кабинет, а я… я, наверное, должна была вести себя иначе, но я не лезла в душу. Может, стоило лезть? Тогда все это не было бы для меня таким ударом.

И теперь я каждый день думала о том, что все рушится, расползается по швам, как лапша по тарелке. Он прокрутил наш брак через мясорубку самого циничного и в тоже время обыденного мужского предательства. Он раскрошил ее на осколки, а сам остался целым и невредимым, без единой царапины.

О таких, как я, всегда говорят с жалостливой усмешкой, о таких, как он, с нотками презрительного восхищения. Снисхождение к мужским недостаткам. В статьях и пабликах соцсетей сопли и слюни несчастных любовниц, к которым почему-то не уходят от старых сук жен. И толпы им сочувствующих таких же лицемерок, которые сами пока не стали чьими-то женами. «Бедный, несчастный, ему было так плохо, ему все надоело, и он не сдержался. Сколько можно терпеть под боком одну и туже старую бабу, хочется молодого и сочного тела».

Так будет всегда. Мир отдан мужчинам. Им можно творить что угодно, они же самцы. Природа устроена так, что они имеют право от нечего делать, от банальной скуки изодрать вам в клочья сердце и претендовать на прощение только потому, что не смогли удержать свой член в штанах и взобрались на сучку покрасивее и помоложе вас. От желания поесть пресловутого французского супа, когда дома подают осточертевший борщ. И еще, конечно же, в свое оправдание кричать, что любят-то они вас, а это так, случайно и ничего не значит.

Для них ничего не значит, а для нас? Для меня это стало точкой невозврата. Я бы многое могла ему простить, но не предательство, не планомерное, долговременное мерзкое предательство, после которого он приходил домой, прикасался ко мне и говорил, что любит. Проклятый лицемер.

Никто и никогда не думал, а каково это быть преданной спустя двадцать лет брака. Обыденно, да? Скучно и не интересно? «Ах, ей ведь тридцать восемь, ну понятно, что ему захотелось помоложе. Погуляет и домой вернется. Зачем из-за этого разваливать брак?». И меня начинает тошнить. Да, действительно, зачем? Ведь я уже никому не нужна, у меня трое детей, обвисшая кожа на животе, не стоячая грудь, целлюлит на заднице, тараканы в голове и… безумная, какая-то животная любовь-ненависть к проклятому предателю, который разодрал мою жизнь на «до» и «после».

Все считали, что я была должна его простить и молиться, чтобы он не ушел из дома. Держать его руками и ногами. Ради детей, ради денег и черт его еще знает ради чего. Так принято. Многие так живут. А я не многие. Я – это я. И прощать не намерена. А он и не просил прощения.

Я порвала еще один снимок и швырнула туда же в мусорку. Зазвонил мой сотовый смешной, детской мелодией «мама для мамонтенка». Я на автомате потянулась к смартфону.

– Да, милая.

– Ма, я хочу остаться у Нелли еще на час.

Устало опустила руки и бросила взгляд на часы.

– Нет. Я не смогу тебя забрать, у меня сломалась машина, а я не хочу, чтоб ты шла домой сама.

– Если бы папа был с нами – он бы меня забрал.

Легкий укол, но прямо в сердце. Детская жестокость не знает границ.

– Ничего не мешает папе тебя забрать, даже когда он не с нами. Ты можешь ему позвонить.

– У него отключен телефон.

Значит, уже звонила. Сердце болезненно сжалось. Жалко детей. Они безумно по нему скучали с такой раздирающей душу тоской. Пусть он почти не бывал дома из-за работы, но он любил наших дочерей и был хорошим отцом.

Слово «был» резануло по нервам и вызвало першение в горле. Конечно, он и останется для них отцом, несмотря на наш развод. Да, это я так решила. Но от этого не менее больно. Потому что нести ответственность за свои поступки – мне и видеть упрек в глазах детей тоже мне, и слышать нотки ненависти в голосе свекрови тоже мне, и понимать, что это я не умею прощать, и умолять остаться с нами. Это я делаю всех несчастными.

«Значит, Киру это было нужно. Ты – жена. Ты не додала. В измене виноваты оба. Будь умной, Женя… я прожила в браке больше тридцати пяти лет, я знаю, что говорю. Удержи его, старайся. Не разрушай семью».

Голос свекрови звучал в ушах снова и снова. И мой мысленный голос ей в ответ: «Ты и я – два разных человека. Ты смогла, а я не могу. Не могу жить с предателем. Думать о нем не могу, слышать не могу… Да и он от меня устал. Он даже не пытался что-то исправить».

– Мааам, ты уснула?