– Посмотришь, как работает эта, возьмёшь свои слова обратно, – сказал Никита и протянул руку, чтобы помочь подняться. Юля, не думая, вложила свою ладонь в его и упруго оттолкнулась от пола, но не рассчитала скорость и почти столкнулась нос к носу с Никитой. В травянистой глубине вспыхнули искры, Никита машинально втянул в себя нижнюю губу и тут же выпустил, чувствуя, что падает, погружается на дно глубоких серых глаз. Сердце обгоняло секундные стрелки, и казалось, что время застыло и идёт где-то в другом месте, не здесь, посреди ванной и тихого гула работающей машинки. Наконец Никита осторожно отпустил её руку, чувствуя чужое тепло на своей ладони, и Юля, очнувшись, поспешила отступить.
– Может, позавтракаем? – слабо улыбнулась она, указывая на дверь. Никита медленно кивнул, тут же вспомнил о том, что хотел предложить приготовить, и открыл было рот, чтобы заговорить, но Юля его опередила: – Я могу приготовить омлет. Хочешь?
– Хочу, – улыбнулся он, думая, что яйца она всё-таки любит, а это уже хорошо. Почему именно хорошо, он себе ответить так и не смог, и продолжал думать над этим, идя следом на кухню. Юля тут же включила телевизор, чувствуя, что ещё несколько минут в этой гнетущей тишине, и она совершит что-то непоправимое. Например, спросит Никиту, почему он её не поцеловал. Это было даже как-то обидно – он избегал её намеренно, хотя возможностей за одно только утро было множество. Всё же она не в его вкусе, и тут стоило бы радоваться, но отчего-то не получалось. Вспомнились все ядовитые слова, которые он говорил ей, все насмешки и обидные подколы, и в груди вспыхнула злость.
– Знаешь, ты первая, кто начал включать этот телевизор, – задумчиво протянул Никита, усаживаясь за стойку.
– В твоём мире не принято смотреть телек? – ехидней, чем хотелось, спросила Юля.
– Конечно, мы просто платим актёрам и ведущим, чтобы они приходили и рассказывали всё лично, – саркастично ответил Никита, задетый её тоном.
Юля пожала плечами и начала открывать дверцы, чтобы отыскать венчик и глубокую тарелку. Никита всё это время молча следил за ней, но когда Юля начала с яростью взбивать яйца, разбрасывая капли по столешнице, он встал и протянул руку.
– Давай лучше я.
– Что, боишься за чистоту своей кухни? Я же уже доказала, что убираю за собой не хуже тебя.
– Что-то мне расхотелось есть омлет, приправленный ненавистью.
– Боишься, что я туда плюну?
– Боюсь, что противоядие потом достать будет трудно!
Он обогнул Юлю и распахнул холодильник, доставая творог, зелень и одно яйцо. Под угрюмый звон венчика о тарелку и бормотание какого-то ведущего, рассказывающего о монахах из Тибета, он поставил на плиту кастрюльку с водой и уставился в неё, словно мечтал загипнотизировать и заставить кипеть быстрее. Юля поставила рядом сковородку и, не дожидаясь, пока она нагреется, вылила яйца. Никита лишь качнул головой, сдержав раздражение.
– Что за бред ты смотришь! – не выдержал он, спустя пять минут, когда завтрак наконец был готов. – Какие-то светящиеся шары, инопланетяне, монахи из космоса… Не удивительно, что у тебя в голове столько мусора!
– Это не бред, а Рен-тв, и я смотрю его не для того, чтобы просвещаться, а для того, чтобы разгрузить мозг.
– Было бы что разгружать, – пробурчал Никита, разрезая пашот и наблюдая за вытекающим желтком. Настроение было напрочь испорчено. Ещё и кот этот крутился под ногами, выпрашивая поесть.
– Может, покормишь своего крикуна, достал орать!
– Достал орать ты, а он мяукает! – Юля направилась за кормом, Ленни бросился следом, а Никита расправился с завтраком в гордом одиночестве, быстро помыл за собой посуду, и когда Юля вернулась, уже лежал на диване, закинув ногу на ногу и надев наушники.
Ругаться с Ливарским было гораздо проще и понятнее, чем испытывать целый калейдоскоп чувств, в которых было слишком много волнующего и запретного. Видимо, просто мирно существовать на одной территории у них не получится, но лучше вести войну, чем смущаться от каждого взгляда и слова. С такими мыслями Юля мрачно листала новостную ленту ВК, не вчитываясь ни в один заголовок и вообще мало что перед собой видя. Машинка давно достирала, но просить Никиту помочь и открыть дверцу не хотелось. И вообще всё утро было каким-то неправильным, интимным даже. При воспоминании о том, как он стоял за спиной, дыша на ухо, по телу снова промчались мурашки, а в животе образовалась пустота. Проклятый Ливарский! Неужели она всё же попала под его обаяние?