Я тебя никому никогда не отдам

– Опосредованное. У него числовой ряд последовательный, 369, а буквы С РА.

– Ну, Иван, ты меня удивил.

– Правда, хорошо помогает для памяти. Вот у этого автобуса обратная прогрессия – 321, а буквы я в один слог складываю, прикольно получается, я тут несколько машин видел с буковками, обхохочешься: Т АЮ, П РУ, Х РЕ, даже один раз БЛ… видел, – покосившись на Дарьку, Иван осекся. Так вот этот СРА нас ведет не первый день. Помните, у почты, когда к деду Щукину ездили.

Когда они убедились, что черный БМВ скрылся вдали, поехали не торопясь и с оглядкой, но ничего подозрительного не наблюдалось, все их обгоняли, и до Родино они доехали без происшествий.

Отец встретил веселый и немного постаревший.

– Роднульки мои приехали!

– Дедушка, мама опять всякой ерунды накупила, а килки не купила, – заябедничала Дарька.

– Вот и будете все сами есть. И пока не съедите, не отпущу! – пошутил отец.

Алле вспомнился Щукин, седой и несчастный (ведь так и не позвонила в собес!). Да что там Щукин. Отец стареет не по дням… Сколько-то ему еще осталось?

У Аллы пересохло во рту, надо сахар измерить. Диабет дело привычное, и все-таки.

– Пап, давай на кладбище сходим?

– Сейчас, что ли? Давай, только вот сейчас склад твой продовольственный определю куда-нибудь. В холодильник-то все и не влезет!

Во дворе пахло прелой прошлогодней травой, детством и грустью. Каким большим был сенной сарай! Просто дворец, другая страна! А сейчас покосился, почернел, изменившись до неузнаваемости. Как же было здорово пробраться рано утром в окошечко под крыльцом и найти там свежее, еще теплое белое яичко! А потом бабушка кричала:

– Алефтина! Завтрекать!

И Алла вбегала в дом, где вкусно-вкусно пахло разваристой пшенной кашей со сливочным деревенским маслом, приготовленной на керосиновой плитке, от которой тоже шел неповторимый запах. Зачем так хотелось скорее повзрослеть?

Иван вернулся из дома за второй партией пакетов, Дарька уже трепала «египетского» Васю и тот не сопротивлялся нисколько, хотя вряд ли ему нравилось висеть в такой немыслимой позе…

– Дашенька, не целуй его, у него наверняка опять какие-нибудь сопли, а этот птичий грипп опять всюду ходит!

– Ну, ма-ам! Он же соскучивается больше меня! И какая он тебе птица? У него же крыльев нет!

– Не смотри, что он без крыльев, зато хвост какой! Вася у нас орел просто! И своих крыс всех перетаскал, и соседских. Егоровна вчера ему рыбы принесла. Ходила рыбачить с утра, мелюзги наудила, говорит, свою дармоедку кормить не будет, – сказал отец.

– Иван, мы тут на все выходные останемся, я позвоню, когда нас забрать. – Отошла в сторону Алла.

– Хорошо, а в агентство мне позвонить или вы сами?

Безмятежная улыбка слетела с Аллиных губ.

– Конечно, я сама. В офисе, пожалуйста, усильте контроль. Все ключи от сейфов сдайте под охрану. Все! И сервер отключите на выходные. Ничего страшного не случится за два дня, меньше спама.

– Ладно! Может мне остаться? – с надеждой на отказ проговорил Иван: они с Натальей, Аллиной маникюршей договорились поехать на пикник на озеро, Алла об этом уже знала. И она, конечно, его надежды оправдала.

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

«Тойота» скрылась в облаке пыли. Пригретая солнцем дорога в момент просохла, на пригорках раскрылись звездочки мать-и-мачехи, и думать об опасностях не хотелось. Но и «подумать об этом завтра», как Скарлетт, тоже было нельзя. Сейчас они сходят на кладбище, и Алла все решит.

– Рота, подъем! Стройся! – скомандовал отец.

– Айнс, цвай, драй! – зашагала Дарька. – Песню запевай!

– Когда на кладбище идут – песни не поют!– сказала Алла.

– Ты чего-то грустная, дочка, случилось чего? На работе проблемы?

– Да, пап, все как обычно, но, правда, грустно что-то…

– Не грусти, а то нос будет расти! – отец прихватил Аллу за кончик носа, и Дарька рассмеялась, а на Аллу вдруг накатила волна жалости к себе, в носу защипало, жутко захотелось плакать. К своему стыду, она давно уже поняла, что причина всех ее редких слез – одна. Жалость к себе. Не сдала экзамен по вождению с первого раза, изменил муж, даже умерла мама… Жалко себя… Как же Я теперь без нее буду жить? Не хватало еще пустить слезу прямо сейчас, и чтоб отец из-за нее расстроился…

Алла тоже попыталась посмеяться и ее непонятный звук вполне сошел за смех из-за прижатого носа…

На сельском погосте как всегда каркали вороны, хотя, может быть, это были и грачи, пахло сыростью и краской. Почему-то в деревне был обычай именно перед Пасхой прибираться на могилках, красить оградки. Яркими лопухами пестрели искусственные букеты, а рядом с разрушенной церковью, с укором смотревшей на проходящих сохранившимися глазами фресок, расцвело чудо-дерево. Какой-то умелец сварил из железных труб дерево, выкрасил его в белый со штрихами цвет, под березу, и каждая ее ветка заканчивалась разноцветным букетом.

– Красиво, правда? Хочу и матери такое же поставить.

– Не знаю, пап. Она ведь ничего лишнего не любила. Безвкусно для нее, она бы, наверное, не порадовалась.