Вы когда-нибудь отдавали свое родное дите в неизвестно куда? Как она без меня? Не обидят? А что если? А как вдруг? — мечусь в палате, разве что не по потолку. Уже час прошел! Трясет так, будто у меня отбойник внутри. Не выдерживаю и лечу по коридору больницы к операционным. Горят красные лампы "Вход только для мед. персонала". Топчусь. Пыхтю. Наматываю круги.
— Девушка, что вы тут? — выходит врач в медицинской маске, а на халате у него пятна крови.
— Яяяя, — начинаю заикаться и заваливаюсь, сползая по стенке.
В голове барабанная дробь и шум прибоя.
— Эй! — кто-то шлепает по лицу и в нос ударяет вонючее. — Все в порядке с вашей дочерью! Ее перевели в реанимацию. Пока так надо. Можете самостоятельно идти? — голос доходит, словно сквозь толщу воды.
У меня язык прилип к небу. Пытаюсь говорить, а выходит только мычание. Трясу головой, что дойду. Я дойду! Я должна дойти, ради нее и ждать. Ждать, когда хочется выть от бессилия.
Мне что-то ставят в плечо. Я даже это не почувствовала, только фиксирую визуально руку со шприцем. Проваливаюсь в бездну. Так холодно. Зову своего Светика. Мне кажется, что она где-то плачет. Бегу по лабиринтам на зов доченьки…
***
Четыре года спустя.
— Мама, смотли! — подбегает дочь и показывает мне большой леденец на палочке, который вручил ей аниматор в игровой комнате торгового центра.
— Свет, угостишь потом меня? — улыбаюсь и заправляю кудряшки ей за уши, которые выбились из хвостика — прически.
Любуюсь своей красавицей. Она удивительная. Такая открытая и искрящая добром ко всему миру. Я перекладываю пакеты с покупками в одну руку, а вторую протягиваю Светлячку. Маленькая ладошка хватается и Светуня, походкой прыгунка семенит рядом.
— Купила ласкласку с плинцессой? — спрашивает по пути, а у самой голова крутится, как у совы на яркие и красочные витрины магазинов.
— Целых две! — докладываю мелкой попрыгушке. — По мороженке? — вижу, что она посматривает в сторону кафе.
— Хочу! — кивает, мотая хвостиком и мы идем в направлении мечты всех сладкоежек.
— Александра?! — сбоку раздается голос из прошлого и я втыкая каблуки в пол, резко торможу.
Карие глаза бывшего удивленно распахнуты. Он скользит по мне взглядом сверху вниз и перетекает на Светлячка.
— Длатвуйте! — говорит моя вежливая и такими же карими глазами рассматривает мужчину.
Никита дергается, как от удара пот дых и приседает на корточки.
— Привет! — голос его звучит хрипло.
Он переводит взгляд с дочери на меня и обратно. Маленькая его копия, поджимает губы и жмется ко мне, стесняясь от такого внимания незнакомого мужчины. Видно, что бывший растерян и не знает, что дальше сказать.
— Пойдем, доча, за мороженым, — считаю, что вся церемония приветствия закончена и тяну ребенка за собой.
— Саша, подожди! — Ник хватает меня под руку.
Одним махом бью по руке и шиплю, чтобы не смел меня лапать.
— Извини! — поднимает руки перед собой "не трогаю". — Она красивая…
— И здоровая! — вздергиваю подбородок. — Мы все смогли и все преодолели!
— Саш, я такой был дурак. Я испугался, понимаешь… Все в моей жизни хорошее закончилось с твоим… с вашим уходом, — его кадык дергается.
— Да мне без разницы сейчас, что ты скажешь! Это уже не важно! Отойди!
— Дай мне шанс все исправить?! Пожалуйста…, — на его лице мука расскаяния и стыда.
Никита жадно ждет моего ответа. А я хлопаю глазами от такой наглости. Какой второй шанс? Пройдя все круги ада с маленьким ребенком на руках, я выжгла в памяти его имя и развеяла пепел. Стоит совершенно чужой нам человек и просит о милости.
— Вот, вы где? — к нам стремительно приближается Андрей, мой муж.
— Папа! Идем кушать маложенку! — кидается в раскинутые объятья мужчины Светлячок и позволяет поднять себя на руки.
Смотрю, как побледнел Никита и заходил жевалками. А что ты хотел? Что я стану оплакивать тебя всю жизнь и ждать, когда одумаешься? Хотелось его послать прямым текстом, но постеснялась ребенка. Мы просто развернулись и прошли мимо.
— А это кто был? — спрашивает меня Андрей, когда мы уже заказали десерты.
Светулька делает из салфелок пирамиду и тоже поднимает глаза на меня, чтобы узнать, кто тот странный тип.
— Да, так, никто, — пожимаю плечами, ни разу не соврав. Потому, что звать его — никак.