— Дом не только мой, — улыбаюсь миролюбиво, все еще надеясь, что Сева уберется куда-нибудь, а мы с Андреем вернемся в спальню. Ссориться с Гараниным я не желаю. Он потом все вывернет в свою пользу. А я останусь в дураках. Впрочем, как и всегда.
«Долго он тут не задержится, — думаю я. — Наверняка потусит до утра и отчалит. Только бы не вломил меня папе. Сева такой. С него станется! Да и вообще, откуда он взялся в нашем медвежьем углу? Голый и драный. Если удирал от кого-то, то почему без одежды? Может, ограбили и кинули умирать? А он очнулся, понял, где находится, и добрался до моего дома благополучно. Наверняка случилась беда. А тут я со своими фокусами. Как маленькая!»
Слышу шаги на лестнице и, задрав голову, наблюдаю, как Всеволод Юрьевич Гаранин быстро спускается вниз. Одетый и неприступный. В чуть болтающихся джинсах старшего брата и фланелевой рубашке. Молча проходит мимо. И мне ничего не остается, как следовать за ним.
— Сева, что происходит? — лепечу я, понимая, что Гаранин настроен непримиримо.
— Это я тебя хочу спросить, — рыкает он, заходя в каждую комнату и быстро проверяя, закрыты ли окна и рольставни. Натыкается в бабушкиной спальне на чуть прикрытое окно и не опущенные ставни и замирает на месте. — Таисья, что тут у тебя творится?
— Не знаю, — тяжело вздыхаю я. — Я сюда не захожу, Сева. А бабушка пока в городе.
— В дом может проникнуть кто угодно, — рычит Гаранин, запирая окно и опуская вниз скрепленные между собой тонкие полоски металла. Они скользят друг за другом. И когда самая первая с грохотом попадает в паз, я вздрагиваю.
— Таисия! — слышу окрик Севы. — Отвечай сейчас же! Где охрана, твою мать? Почему окна нараспашку? День открытых дверей, что ли? Доступ к телу открыт?
— Ты! — кричу я. — Да как ты смеешь!
Кидаюсь к своему обидчику, но Гаранин, молниеносно поймав мою ладонь, отводит удар и крепко сжимает ее в своей лапище.
И я понимаю, что допустила промашку. Переиграть Севу у меня ни за что не получится. Я — обычная мышка-малышка и папина дочка, а он — спецназовец, прошедший не одну горячую точку. Такой прибьет голыми руками и не поморщится.
— Идем дальше, — сурово рыкает он, и мне приходится волочиться за ним хвостиком. Тепло Севкиной ладони обжигает. Сразу в голову лезут воспоминания, которые я предпочитаю забыть.
— По какому праву? — запоздало подает голос Андрей.
Гаранин нехотя поворачивается к нему, словно говоря «а-а, ты еще здесь?». Смотрит презрительно, как на букашку, посмевшую перегородить дорогу слону.
— Сейчас скажу, куриный потрошок! — с гадкой усмешкой специально картавит Гаранин.
Широкими шагами он направляется к кухне, оттуда выходит в предбанник и дергает ручку двери, ведущей в сад.
— Мать вашу! — рычит и, испепеляя меня злым взглядом, разражается витиеватой бранью.
— Эта дверь была закрыта, — тараторю испуганно. — Точно! Мы с Андреем ужинали. Потом я мыла посуду и выходила во двор. Вешала полотенце на веревку. И заперла за собой дверь, — докладываю я, судорожно пытаясь сообразить, что происходит.
— А где был твой хахаль? — насмешливо интересуется Сева, выпуская мою руку и щелкая замками и задвижками.
— В комнате, и вообще он не выходил в предбанник. Правда, Андрюша?
— Ну конечно, — передергивает плечами он и недовольно интересуется. — Вы скоро уедете? А то нам завтра рано вставать.
— Скоро, мой дорогой, — сумрачно кивает Сева. — Как только, так сразу…
И шагнув к моему парню, наносит резкий удар в подбородок.
Андрей кулем оседает на пол.
— Он ни в чем не виноват! — кричу я, захлебываясь слезами.
— Ну да, конечно, — хмыкает Гаранин, пнув обездвиженное тело. — Я так и поверил.
— Прекрати! — кричу в исступлении. — Я знаю, что ты мстишь мне! Сволочь! Но это же ты меня бросил! Закрутил роман с этой блеклой лахудрой!
— Заткнись, Тайка, — буднично обрывает меня Сева. Совершенно спокойно подходит к высокому пеналу, где бабушка держит всякую утварь, и с нижней полки выуживает скотч.
Привычным движением скручивает руки Андрею, а потом, бормоча «прости, пацан!», берет с пола рюкзачок моего гостя. Быстро просматривает содержимое, явно не стесняясь ни меня, ни Андрея. Достает из внутреннего кармана паспорт и права. Лениво листает, довольно присвистывая.
— И что же вам дома не сиделось, Андрей Иванович? С женой и детьми, а?
— Ты женат? — охаю я, во все глаза глядя на кавалера, так и не ставшего любовником. — Почему мне ничего не сказал? Я не встречаюсь с женатиками.
— Вот поэтому и не сказал, — хмыкает пришедший в себя Андрей. — А ты и не спрашивала. Дура!
Он прав. Не спросила. В моей системе координат люди, связавшие себя узами брака, не знакомятся в самолетах с девушками. Не водят их по клубешникам. Не прыгают к ним в постель.
— В следующий раз будешь умнее, лахудра… — ухмыляется он и обрывает фразу на полуслове, когда Сева наносит ему еще один удар.
— Да ты с ума сошел, Гаранин! — воплю я, заламывая руки.
— Погоди, — рыкает на меня он, — и перестань орать. Сбиваешь с толку. Возьми лучше паспорт этого кента и сфотографируй все страницы. Завтра передам кое-кому. Пусть пробьют, что за баклан к нам залетел.