Он сжал челюсти, поднялся на ноги и заложил руки в карманы брюк. Отошёл к окну и стал смотреть на улицу. Сейчас ему хотелось только завершить этот разговор и самому отправиться к Лине. Нет, трогать он её не собирался, как и не хотел надоедать своим присутствием. Но контролировать лично, чтобы она была в безопасности, намеревался. И плевать было на работу, дела и грёбаные контракты.
– Что тебя заставило думать, что на фотографии – Лина. Есть, кстати, снимок?
– Есть. Несколько. На телефоне фотки глянь, я не стал таскать их с собой.
Титов не спешил отвечать на вопрос Андрея. Он и сам с того вечера, как Ольга предоставила ему доказательства невиновности Лины, задавался вопросом: что заставило его поверить?
– Наверное, я подспудно боялся, что она ко мне не приедет. Что ей хватит денег, которые я ей передал. И что желание остаться в привычной жизни пересилит, – глухо произнёс он.
– Я немного не о том. Что заставило тебя увидеть в этой девушке Элину? Честно скажу, подстава налицо. У этой бабы и бёдра узкие. И руки другие. Парик вот да, зачётно подобран.
– А, ты об этом, – поморщился Титов. – Дело в платье было.
– А что с ним? Вроде довольно обычное.
– Да, обычное, хотя Линка в него и влюбилась. Поясок. – Он повернулся к Баженову, тот хмуро рассматривал фотографии в телефоне. – Его мы отдельно покупали, так что он вообще не от этого платья.
– Значит, кто-то взял платье у Лины. Она не проверяла, на месте ли оно?
– Не знаю. Когда мы в последний раз виделись, последнее, о чём говорить хотелось – так это сраное платье.
– Понятно.
Снова возникло молчание. Титов ждал, не зная, правильно ли сделал, когда обратился к Баженову. Точнее, понимал, что больше ему не у кого просить помощи и при этом позволить себе быть откровенным, но вот сможет ли он получить то, что ему нужно?
– Значит, что я тебе скажу, Кравцов… Дело пахнет керосином. Это кто-то из вашего окружения, близкого или нет, я не знаю. Но тут я тебе Америку не открыл, да?
– Да, – кивнул он.
– Сейчас этот хер угомонился?
– Пока да. Но он добился, чего хотел. Если раньше я мог хоть как-то перед Линой оправдаться, ну, после первой нашей встречи, сейчас всё – край.
– Это до сих пор может быть нужным Салиеву?
– Если только он боится, что наши с ним дела всплывут.
– Понятно. Он был свидетелем той случайной встречи с Линой?
– Сам нет. Его люди – да.
Баженов вздохнул. Собрал все записки, сложил их вчетверо.
– Это у меня пока побудет. С телефона всё, что показывал, скинь мне. В остальном, попробую в этом покопаться. Как только что-то нарою, наберу тебя.
– А Лина?
– Ты же рядом с ней будешь? Или людей тебе дать?
– Нет. Я справлюсь. Просто к ней скататься хотел. Про платье спросить. – Титов усмехнулся. Да уж, повод ещё тот придумал.
– Так скатайся. Ты извини за бестактный вопрос, но она тебя сейчас вообще к себе же не подпускает?
– Можно сказать и так.
– Это даже на руку. Скатайся, расспроси. Потом расскажешь мне, что и как.
– Окей.
Влад взъерошил волосы рукой. Внутри появилось то чувство, которое сразу же захотелось в себе придушить. Призрачной надежды, что всё может быть иначе. Но Титов знал – не будет. Лина ясно дала ему понять, что никакой другой истории, поделённой на двоих, между ними быть не может. А он слишком отчётливо осознавал всю степень своей вины, чтобы и дальше осквернять жизнь Элины своим присутствием. Поэтому собирался избавить её сначала от этого ненормального, а потом – от себя.
– Тогда на созвоне будем, – постановил Баженов и, Титов подошёл, пожал ему руку и просто сказал:
– Спасибо.
***
Было странно. Странно возвращаться в свою жизнь, странно усиленно делать вид – прежде всего, перед самой собой – что ничего не происходит. Нет никакой горечи и сожаления, что всё получилось так.
Я настойчиво гнала от себя мысли о Владе, но они так или иначе возвращались вновь. Знала же, что будет тяжело не думать о том, что Сева жив. Как бы он ни называл себя сейчас, и как бы я ни желала мыслить о нём, как о совсем другом человеке.
Я прокручивала и прокручивала в голове всё, что произошло в прошлом. И, что ещё хуже, как на повторе, думала о том, что произошло в настоящем. И эти мысли сводили с ума.
– Лина… ты себе только палец не отрежь, – с улыбкой, за которой прятала настоящую тревогу, сказала мама, когда я застыла, нарезая овощи для салата.
– Прости, мам, – машинально откликнулась я, выходя из оцепенения и продолжая работу.
– А мне-то за что тебя извинять?
Мама подошла, отняла у меня нож и кивнула на стол.
– Присядь.
Её голос дрогнул. Несмотря на то, что родители восприняли моё возвращение так, как будто я никуда не уезжала вовсе, я понимала, что они изо всех сил делают вид, что всё нормально. Как делала это и я.
– Ты бледная очень. К врачу сходить не хочешь? – уточнила мама, быстро нарезая помидоры и ссыпая их в миску.
– Не хочу, – покачала я головой, присаживаясь на угловой диванчик. – Чувствую себя хорошо, – соврала, не желая тревожить маму ещё сильнее.