Я тебя присвою

Могу ли я представить, что все сложилось по-другому? Что он оставил криминал, не покупал меня… Могу ли… Это, конечно же, позорный самообман. А я с такой охотой цепляюсь за него…

Продолжая сканировать мое лицо взглядом, Андрей сильнее растягивает меня. Я глухо стону и инстинктивно ерзаю бедрами, сопротивляясь болезненной пульсации плоти.

Он вроде как отпускает. Но в следующий миг, все также неотрывно глядя в мои глаза, заявляет:

— Первый раз — мой.

И направляет внутрь моего тела свой член. Я чувствую его там! Он в самом начале, но уже ощущается пугающе огромным и чрезвычайно горячим. Непроизвольно зажимаюсь, но Андрей оказывает давление. Разводя мои дрожащие ноги, фиксирует их ладонями. Подаваясь бедрами, толкается до упора и без каких-либо заминок разрушает мою невинность.

Он меня размазывает.

Я вскрикиваю. Хрипом выдыхаю слезы боли и нестерпимого напряжения.

— Потерпи. Я недолго.

Прижимаясь губами к моей шее, тяжело выдыхает.

На втором толчке мой пульс критически взлетает. Сердцебиение эхом расходится. В груди пожар разгорается, трещит и шипит. Слух звенящим гулом затягивает. Кажется, я умираю, а Андрей, продолжая мощно и ритмично двигаться, вливает в мою кровь какой-то анестетик. Тело парализует. Сознание плывет. Живу только звуками. Это странное накаленное, тягуче-болезненное удовольствие вырывается из моего рта судорожными и хныкающими вскриками.

Это просто непереносимо. Невозможно терпеть. Дышать через раз получается. Делаю это натужно и громко. Хватая губами ускользающий кислород, ищу какое-то освобождение. Внизу живота все жжет и режет. Таким жаром наполняется, я уже вся мокрая. Не только там.

— Пожалуйста… — неразборчивый булькающий выдох. — Пожалуйста…

Чего я хочу? О чем прошу? Сама не понимаю.

А стоит открыть глаза и встретиться взглядом с Рейнером, окончательно себя теряю. Смотрит и будто какие-то неведомые границы стирает. Сердце сжимается, разбухает, безумно толкается в ребра.

— Андрей…

Стискивая зубы, жмурюсь, сцеживая остатки слез.

— Барби, — зовет, а я только головой мотаю. Отказываюсь отзываться. — Наташа!

Так удивляюсь этому обращению, аж глаза распахиваю. Едва сталкиваюсь с темнотой Рейнера, он запечатывает мой рот своим. В этом порыве, как и во всем остальном, особой ласки нет. Он жесткий и грубый. У меня опыта минимум, но даже я понимаю, считать поцелуем это можно с натяжкой. Это откровенное доминирование, захват территории.

Он врывается мне в рот языком, я вкус его слизываю и будто пьянею. По телу искры проносятся.

Меня дико трясет. Не находя, за что зацепиться, неосознанно скребу ногтями плечи Андрея. Не знаю, что происходит, и почему мне это нравится. Не знаю… Я дышу им. Отзываюсь всем телом. И когда он, усиливая давление, начинает двигаться быстрее и резче, только надсадно стону ему в рот. Вздрагиваю, вздрагиваю, вздрагиваю… Ярко. Остро. Выразительно. Прийти в норму уже не могу.

И вдруг… Это мучительное пламя из меня вырывается. Затяжной вспышкой мир взрывает. Красный, красный, красный… И чернота.

Андрей отрывается от моего рта. Тяжело роняя голову мне на плечо, с протяжным хрипом стонет и затихает.

Моргая, пытаюсь понять, что именно только что произошло. Догадываюсь. Со скрипом принимаю. Заторможено с шоком справляюсь.

Не сразу замечаю, как поднимает голову Андрей. Пока в душу мне взглядом не врывается. Кажется, после произошедшего там и так полная разруха. Но, видимо, не до конца. Рейнер находит, что свернуть. Так, чтобы в груди снова заломило.

Благо длится это недолго. Он подается назад и выходит из меня. Легкостью и свободой наслаждаюсь ничтожное мгновение, потому как Андрей сходит с кровати и командует:

— В душ пойдем.

Едва ступаю в душевую кабину, Рейнер заталкивает меня в угол. Неосознанно опускаю взгляд вниз и застываю. Он в моей крови. Из меня же его семя вытекает. Обменялись. Это ведь должно было что-то значить… А не так…

Встречаемся глазами, и я неосознанно начинаю плакать.

От стыда и какого-то непереносимо острого чувства одиночества. Хочется, чтобы кто-нибудь обнял и утешил.

— Настолько плохо?

Физическая боль притупилась практически сразу, но я вру, усиленно кивая, чтобы не догадался о моих истинных чувствах. И все же по глазам вижу, что догадывается… Каменеет, дыхание задерживает и отворачивается.

— Давай. Мойся. И спать пойдем. Завтра будет легче, — голос такой холодный, ледяным ознобом накрывает.

Отворачиваюсь и, продолжая незаметно глотать слезы, намыливаюсь. Весь процесс купания проходит в режиме тишины. Слух забивает только монотонный шум воды.

Почему я? Почему он? Почему так?

Хочу… Нет, обратно домой я не особо рвусь. Эта мысль настолько поражает мое неокрепшее сознание, что слезы пропадают.

Со мной явно что-то не так… Как еще объяснить полученное, вопреки здравому смыслу, удовольствие?

В спальню возвращаемся так же молча. Я ложусь на свою половину, отворачиваюсь, укрываюсь одеялом едва не выше носа. Но согреться не получается. Меня трясет, аж зубы стучат. Это, конечно же, нервное напряжение выходит.

В спину дополнительной волной мурашек прилетает жесткий голос Андрея:

— Ты перестанешь?

— Не могу…