— А красивая эта Барби, — протянул как-то Шолох, провожая девчонку мутными зенками. — Я бы за ней приударил…
— Зачем?
Уже понимал, к чему этот черт ведет. Мозги сходу закоротило. Но решил уточнить, дабы сразу для всех акценты расставить.
— Ну, и того… А че? Классная…
— Еще раз что-то подобное услышу, я, сука, твой ебальник о бетон оприходую. Размажу до кости, быдло ты безмозглое.
Говорил с выверенным хладнокровием, хотя внутри все так и клокотало. Тогда уже понял, если точнее, то от Сауля набрался, что именно подобным путем проще всего подавить другого человека. Не ором, и даже не благим матом. Интонациями порубать. Силой и, граничащей с дурью, уверенностью.
Шолох сходу обосрался. Но я все же не удержался, размазал его кровяху по бетону. Такая звериная ярость обуяла, как представил, что кто-то к Наташке притронется. Это был мой первый и последний мордобой за девчонку. Жестокий и зрелищный. Все запомнили, не только Шолох.
Никому не позволял ее трогать. И сам не трогал.
Потом ушел. Жизнь завертела. Но за Стародубцевой всегда контроль держал. Человека приставил, он практически круглосуточно шастал на районе. Кроме того, старухе-соседке приплачивал, она едва ли не оперативнее Виктора докладывала, если вдруг что. Иногда и сам ездил на Барби посмотреть. Издали. Сам себе не доверял к ней приближаться. Сейчас понимаю, почему.
Черным демоном в семье Стародубцевых была, впрочем, и сейчас остается, Купчиха. Большей твари среди баб никогда не встречал. Когда пошел слух, что она мою Барби хочет толкнуть за бабло, не раздумывал.
Всегда знал, что заберу ее. Планировал как-то по нормальному. Чтобы как у людей. Видел же, что и без того меня боится.
Вот только по-нормальному я, очевидно, не умею. Привык все за раз нахрапом брать. Думал, заплатил, и она, тихоня, не посмеет мне хоть как-то противостоять. Ни хрена, удивила Барби. Оказалась упрямее и смелее, чем я изначально предполагал. Безусловно, этот набор — не ее природные качества. Результат отчаяния.
Дождаться бы, пока свыкнется с образовавшейся ситуацией… Мне и самому нужна перестройка, едва ли не в другого человека, чтобы не сломать ее.
В полумраке спальни первое, что в глаза бросается — длинные светлые пряди волос на черном постельном белье.
Решаю, что спит. Но стоит подойти к кровати и приподнять со свободной стороны одеяло, вьюном взвивается.
— Что ты делаешь? — интересуюсь холодно.
Смотрю в ее глаза и вновь диву даюсь тому, что, невзирая на свой покладистый характер, рядом со мной эта девчонка огнемет достает. Прищуриваясь, взглядом останавливаю.
— Ты тоже здесь спать будешь?
— Привыкай, Барби. С сегодняшнего дня мы спим вместе. Ты — всегда голая.
— Это обязательно? Голая?
— Просто сними долбаное полотенце. Комментировать каждое мое слово вовсе не обязательно. Особенно сегодня.
— А что сегодня?
— Снимай и ложись. Иначе решу, что ты жаждешь полного знакомства. Сегодня. Трону, хрен вырвешься, Барби. Втрамбую в матрас. Пару финтов и потечешь. Сама упрашивать будешь. Понимаешь, о чем я?
Девчонка краснеет. Ползет взглядом по моему торсу, стопорится в районе паха и, прерывисто вздыхая, резко отворачивается. Знаю, что увидела. Полотенце не способно сдержать похоть.
— Снимай, — дожимаю.
Подтягивает одеяло, зажимает его подбородком. Долго вошкается, пока, наконец, не выдергивает полотенце. Бросая его на пол, сообщает шепотом:
— Я — все.
— Я вижу.
— Теперь я могу лечь спать?
— Вперед.
— А ты? Что ты будешь делать?
— Заканчивай испытывать мое терпение, Барби. Оно не железное. Ляг и спи, пока у тебя есть такая возможность.
Отворачиваюсь, чтобы потушить оставшееся освещение.
— Спокойной ночи, — шелестит где-то в темноте.
Не отвечаю. Среди моих исключительных качеств не числится безусловная вежливость. Другим привык крепости брать. И ее возьму.
5
Барби
Чувствую себя животным, которого прививают от бешенства. Еще краше! Меня готовят к совокуплению.
— Как удачно ты ко мне сегодня попала, — с улыбкой проговаривает женщина-гинеколог. — Пятый день цикла — последний, когда можно сделать гормональную контрацептивную инъекцию. Приди ты завтра, пришлось бы ждать месяц.
Да уж, вот так везение… Стою и слова вымолвить не могу. Что тут скажешь?
Похоже, я — то еще несчастье. С моим появлением все смешалось в доме Рейнера. С самого утра переполошила весь дом. Я ведь решила, что без дела сидеть, когда все трудятся, зазорно. Проснулась с первыми лучами солнца. Побаиваясь смотреть на вторую половину кровати, тихо поднялась. Натянула домашние вещи и спустилась вниз. Тряпку и ведро с трудом отыскала. Пришлось прошерстить все подсобные помещения возле кухни.
Терла эти полы, не жалея рук. Кожа сморщилась, покраснела и местами даже полопалась, но я будто помешалась — такую площадь вручную прошла! Так хотела доказать, что могу быть полезной!
Но стоило Рейнеру увидеть меня на коленях с тряпкой, начался третий акт Мерлезонского балета. Орал так, что вся обслуга сбежалась. И все равно тряпку ему у меня вырывать пришлось.