Я тебя проучу

А он делает еще шаг к нам. Больно, как же больно видеть этого человека, в которого я так неосмотрительно влюбилась. Вспоминать наши прогулки, поцелуи под дождем, шутки… Надо собраться с духом, отвести взгляд и уйти. Но почему-то сейчас это было сделать гораздо тяжелее, чем в тот момент, когда я все узнала.

- Лиза? Здравствуй!

Всего два слова, которые обрушиваются на меня водопадом тоски. Я скучала по нему, адски скучала. По его смеху, вечно взлохмаченным прядям, голосу… Так странно смотреть на известного актера Корсакова и видеть моего Андрея.

Он остановился в шаге от меня, не обращая ни малейшего внимания на своих поклонниц, которые, шушукаясь, наблюдали за происходящим. Всего один шаг. Просто потому что ближе – нельзя. Ближе – опасно. Ближе – граница до. Черта, которая уже проведена. Которую больше не стереть.

Глава 27

Спектакль для Андрея Корсакова прошел, как говорится, «от звонка до звонка». Нет, он вышел, отыграл, даже с огоньком, хотя сейчас, выйдя из гримерки, мог с чистой совестью перечислить все свои ошибки.  Он всегда работал и параллельно отмечал собственные оплошности. Но сегодня делал это чисто автоматически. Также машинально давал автографы поклонницам, мечтая быстрее дойти до машины, спрятать на заднее сидение все подарки, в том числе и цветы, приехать домой и просто врубить комп. И пропасть на время из реальности, забыть про собственную вину, которая отравляла все существование.

Вот, казалось бы, что проще? Взять телефон и набрать номер. Попытаться поговорить. Или услышать в ответ гудки. Она не захочет с ним разговаривать. Точно. Он бы сам с собой общаться не захотел. А они с ней похожи. Оба упрямые, гордые. Сдержанные. Кто бы мог подумать, что девочка, так нежно смотрящая на него на прогулках, способна на такой удар? Заслуженный удар, стоит признать. Не расплакалась, не устроила истерику, нет. Скорее напоминала богиню возмездия из какого-нибудь пантеона. Яростная. Сдержанная. Красивая.

Мазохизм – наше все, да, Корсаков?

Еще и сестре по глупости все рассказал. В итоге всю неделю Катька прыгала вокруг него с требованиями поговорить с Лизой. А что он может ей сказать? Что он тварь? Она и так в курсе. Что он жалеет, просит прощения? Так она не поверит! Что он ее любит? Он и сам в этом не очень-то был уверен. Хотя в тот момент, когда увидел ее и осознал, что она все поняла, сам себе был готов по морде дать. Так что…. Он сам упустил свой шанс. Его Лиза заслуживает более правдивых, искренних отношений, а не парня, знакомство с которым началось со лжи.

И не столь уж и важно, что при мысли о другом мужчине в ее жизни, на которого она будет также смотреть, у Корсакова чесались кулаки. Он сам все испортил. Он ее не заслужил.

Знакомое имя прозвучало отражением собственных мыслей. Вот только это не у него в голове, нет. Где-то шагах в десяти. Еще и этот голос он явно где-то слышал. Словно подтверждая его мысли, имя повторили вновь. Андрей не выдержал и, подписав афишу, повернулся на звук.

Ее он мгновенно выделил из толпы. Она стояла практически возле самой стены, словно пытаясь скрыться. В таком легком, практически невесомом платьишке, что Корсаков невольно подумал о том, что она наверняка замерзла. Лиза вообще была мерзлячкой.

А потом он поймал взгляд ее серых глаз. И она почему-то не смогла отвести взгляд. А он тонул… Просто тонул в глубине ее глаз, в которых отражались сразу столько чувств. И почему-то захотелось забыть обо всех принятых решениях, послать к чертовой матери все благие намерения, притянуть к себе девчонку, все ей объяснить и не отпускать, пока она ему не поверит. Да вообще не отпускать. Никогда.

Машинально подписав афишу, он извинился перед поклонницами и шагнул к Лизе, так и оставив все подаренные ему цветы на лавочке. Потом заберет, к черту их. И на сплетни и слухи плевать, которые непременно разлетятся после произошедшего. Ведь еще никогда он так быстро не сматывался со служебки.

Но отпустить ее сейчас он просто не мог. Пусть даже она оказалась здесь слуТачайно и вообще не жаждет с ним разговаривать. Даст еще раз по морде? Пусть. Он заслужил.

- Лиза? Здравствуй!

Собственный голос прозвучал как-то хрипло и подозрительно взволнованно. И сам Андрей замер где-то в шаге от нее, не смея приблизиться. Так, чтобы он мог ее остановить, если вдруг она захочет уйти. Хотя что значит если? Захочет и непременно. Слишком гордая, чтобы выслушать. А он? Достаточно ли она ему нужна, чтобы поступиться собственной гордостью? Андрей знал одно – он сейчас не может дать ей уйти. Он должен хотя бы попытаться.

- Андрей? – в точности скопировала его интонации девушка. – Здравствуй.

И больше ничего. Но и не ушла. Это внушает надежду.

И, словно подслушав его мысли, ее подруга неожиданно спросила:

- Может, уйдем?

А, может, ты заткнешься и не станешь лезть в чужие отношения? Эту фразу Андрей подумал про себя, но вслух не озвучил – прекрасно понимал, куда его пошлют после такого. Даже «мяу» сказать не дадут.