Я тебя проучу

Реплики отскакивали от зубов, а я словно раздвоилась на сцене: одна играла, а вторая наблюдала, подмечая малейшую фальшь с моей стороны. Огрехи были, и я не могла этого не признать. Но Егор до конца сцены не прервал ни разу – это было даже удивительно. Но вот последние строки сцены прозвучали, и режиссер резко вскинув руку, направился к нам.

- Что ж, очень неплохо… Для первого раза, - добавил он спустя паузу и впился взглядом в меня. – Вот только, девочка, запомни одну простую вещь… Для этой роли засунь свою гордость куда подальше. Во всяком случае, в начале. Ты его любишь так, что готова быть декабристкой, собачкой, полной идиоткой, готова унижаться, лишь бы следовать за ним, лишь бы ласковое слово заслужить. А у тебя такой вид, будто ты Деметрия арматурой по башке стукнешь, если он твою любовь не примет. Хотя Ленчик еще даже на сцену не вышел.

Я молча слушала, не оправдываясь и не споря. Режиссер, во всяком случае, на первых порах – бог на сцене, к которому необходимо прислушиваться. Потом уже, поняв роль, можно будет внести какие-то собственные предложения. Но первые репетиции – всегда самые трудные. Ты только щупаешь роль, начинаешь ее чувствовать. На то режиссер и нужен, чтобы направить от неверно выбранного контура.

Сообразив, по резкому выдоху, что ценные указания пока что закончились, я кивнула.

- Я поняла. Постараюсь исправиться, - пообещала.

- Отлично. Леонид! Хватит колупаться в зеркале, брысь на сцену!

Услышав эту реплику, я тут же посмотрела в сторону партнера и поняла, что – да! – он действительно захлопывает карманное зеркальце и направляется к сцене. Зеркало, господи! Я едва сдержалась от того, чтобы прикрыть лицо в известном жесте. То есть пока тут играли, он собой любовался? Он Нарцисс, что ли?

Причем Егор бросил эту реплику так привычно, словно это было в порядке вещей. Хотя при виде Ленечки и не скажешь, что он вообще знает, для чего вообще нужна данная отражающая поверхность.

На сцене он не то чтобы преобразился – в глазах появилось какое-то дикое, усталое, загнанное выражение. Так, словно его действительно долго и упорно преследовала нелюбимая женщина. А впрочем… кто там его пятнадцатилетних поклонниц знает? Он парень молодой, наверняка, и фанатки той же возрастной категории. Я вчера немного порылась в интернете, нашла множество артов на «любовь всей жизни».

И, самое паршивое, мне это его глумливое выражение придется терпеть, потому что ему это по роли положено!

Но ничего! Я же его люблю. До безумия. Как он там вчера сказал, Елена дура? Да и режиссер просил добавить чуточку больше любви. Я прикрыла глаза, томно вздохнула и проговорила. – Ведь я твоя собачка, бей сильнее – я буду лишь вилять хвостом.

Кажется, переборщила. Потому что в глазах Ленчика появился неподдельный страх и по мере моего страстного монолога, он медленно, шаг за шагом от меня отступал, почему-то не сводя взгляда с моего лица. За что и поплатился, запнувшись о декорации. Попытался было удержать равновесие, схватившись за ближайшее дерево… Да вот беда! Видимо, великий Леонид Багров, несмотря на свой субтильный вид, оказался вместе с самомнением весьма тяжелым. Потому что это чудо-юдо, с громким грохотом прямо в обнимку с деревом ткнулось носом в пол сцены.

На мгновение, кажется, мир замер. Даже играющая на заднем плане музыка смолкла. Да что нам говорить – я сама застыла, не зная, как на все это реагировать. И вообще…

- Твою мать! – громкий голос режиссера заставил всех вокруг ожить. Я бросилась к партнеру:

- Боже, Леня ты живой?

Парень застонал, а потом слегка приподнялся, опираясь на бутафорское дерево. Затем, потирая висок, уставился на меня. В глазах промелькнула какая-то странная смесь – ужаса, веселья и… восхищения? А потом он вдруг выдал гениальное:

- Вот она – сила искусства. Я даже поверил, что ты в меня втюрилась.

Я так и села. В прямом смысле. Просто рухнула на сцену как подкошенная и почувствовала себя полнейшей блондинкой, несмотря на каштановые волосы. Утешало лишь одно – слово «поверил». Потому что если бы он решил, что я в самом деле…

- Да боже упаси, - невольно перекрестилась, от шока не следя за словами. – Мне еще моя психика дорога. Хотя бы как память.

- Да ладно, - неожиданно рассмеялся Леонид. – По сравнению с тобой не такой уж я и страшный. Уж точно человека до паники влюбленным взглядом не доведу.

А я еще решила, что, возможно, получится к нему хорошо относиться, а он… Хамло театральное! Страшная я, значит? Может, я вообще в его воображении Медуза Горгона? Хорошо бы, ведь каменные статус и не хамят.

- А ты почаще в зеркале влюбленный взгляд репетируй, - буркнула я, поднимаясь с колен. Партнер был жив, сотрясение мозга ему тоже не грозит – нечему сотрясаться. Значит, и волноваться не о чем. – Не зря же ты его с собой таскаешь.

И тут я своим глазам не поверила – он смутился и обиженно засопел! Вот честное слово! Как ребенок, у которого отняли конфету. Но оставить за собой последнее слово не успел – в нашу «милую» беседу вмешался режиссер: