Я тебя рисую

К полудню мы пересекли ущелье и стали подниматься на горное плато. Идти стало тяжелее, земля здесь была усыпана валунами и скользкими камнями, между которыми скрывались расщелины и ямы. Арманцу в его сапогах было проще, он ступал уверенно, а вот у меня на ногах были лишь тонкие кожаные подошвы и веревки, обвивающие щиколотки. В такой обуви ходить по скалам не слишком-то удобно. Но другой все равно не было, так что приходилось довольствоваться этой. Арманец меня поддерживал, но темп не сбавлял. Я видела, как напряженно и внимательно он раз за разом осматривает окрестности, как раздуваются его тонкие ноздри, принюхиваясь. Он даже не разговаривал, видимо, чтобы лишние звуки не мешали слушать. Да и я не имела желания болтать, потому что выбивалась из сил, прыгая с камня на камень.

Линтар не выказывал признаков беспокойства или нервозности, но я чувствовала, что он торопится пересечь плато как можно скорее. Мы даже не остановились на обед, взбираясь все выше и выше. Но сделать передышку все же пришлось, потому что при прыжке на очередной валун я не удержалась, и ступня соскользнула, проваливаясь в щель между камнями. Я вскрикнула от боли.

Линтар мигом оказался рядом, закинул мою руку себе на плечо, осторожно вытащил меня из расщелины. Быстро ощупал лодыжку.

– Не сломано, – успокоил он. – Просто ссадина. Надо перевязать.

Я со вздохом села на теплый камень. Кожу я ободрала не сильно, больше испугалась. Арманец присел рядом, смыл кровь водой из бурдюка, потом снял свою рубашку и оторвал рукава.

– И так засохнет, – пробормотала я.

– Загонщики учуют запах твоей крови за тысячу шагов, – не поднимая на меня глаз, сказал он. Сорвал какую-то травинку, пожевал и нанес смесь на мою ссадину. Я поморщилась. – Даже я чувствую твою кровь издалека, а у них нюх еще лучше. – Он разорвал ткань на полосы, туго обмотал мне ногу. – На запах самки они придут отовсюду. Надо уходить, и скорее.

Я посмотрела сверху вниз на его склоненную голову, на сильные руки, что накладывали повязку. На его предплечье появился новый рисунок: черный, словно выжженный. Я тронула пальцем раньше, чем успела подумать.

– Что это? Ожог?

Он резко вскинул голову, ладони так и остались лежать на моей щиколотке.

– Да. Это метка брачных уз. Выжигается на руке мужчины во время первого соединения с женой.

– Зачем? – не поняла я.

– Чтобы не только девушке было больно, – усмехнулся он. – И чтобы всегда помнить, что без боли не бывает счастья. И, преодолев ее, арманцы приходят к пониманию. Таков обычай, Ева.

Он смотрел на меня снизу вверх, в глазах – пламя, губы сжаты. Мне было неуютно от его взгляда. Хотелось спрятаться или, наоборот, придвинуться ближе.

– У вас странные обычаи, – внезапно охрипшим голосом сказала я.

Он убрал руки и встал.

– Да. Наверное… – не глядя на меня, протянул арманец.

Глава 11

…Поцеловал ее в губы. Не знаю, что со мной, и больше не хочу с этим бороться. Она словно создана для меня, маленькая энке. Так странно. Ее губы сладкие, как дикая малина, от них невозможно оторваться. Мне не с чем сравнивать, за свою жизнь я целовал лишь Аярну – после того, как было принято решение взять ее в пару. И теперь – Еву…

Аярну я даже не помню.

Ни вкуса не помню, ни наслаждения. Ничего. Духи дорххама не хотели соединять нас – я заставил. Духи накажут меня. Уже наказали, потому что я сошел с ума из-за человеческой девчонки. Чем еще это объяснить?

Я целовал ее губы, я сказал, что хочу беречь ее жизнь. Она не поняла…

Хорошо. Хорошо, что люди так мало знают об арманцах.

Уснуть не удалось, так и лежал всю ночь, обнимая ее. Мне трудно контролировать огонь, когда Ева рядом, все в ней распаляет меня, я вспыхиваю, как мальчишка… Но если отодвинусь, ей будет холодно. Она такая хрупкая, маленькая дикарка.

Лежал, закрыв глаза и слушая ее дыхание. И шелест драконьих крыльев в ущелье. И ловил себя на том, что счастлив…