Я тебя тоже

- Ну, что посоветуешь? – всерьез поинтересовалась я у пушистой собеседницы. Со стороны, вероятно, женщина ведущая беседу с кошкой, выглядела странно.

- Мряу, - отозвалась она и подняла на меня живые, цвета пожелтевшей травы, миндалевидные глаза.

Глава 37. Анечка

Как обычно я открыла глаза и увидела темноту. Уже привычная взору, она постепенно рассеялась и сквозь мелкие, как решето, отверстия в ткани стала проглядывать тусклое свечение. За пробуждением следовала гимнастика, ставший привычным ритуал. Хотя бы что-то, дающее почувствовать себя живой. Я медленно, ощущая, как со скрипом становятся на место позвонки, выпрямилась, вытянула ноги, пошевелила голыми ступнями. Голова уже не болела, но слабость и тошнота не замедлили напомнить о себе. С каждым днем мне становилось все тяжелее, все труднее было проснуться, пошевелиться. Я казалась себе маленькой песчинкой в целой груде песка. Где никто не сможет отыскать меня!

Я начала понимать, что никто и в самом деле не знает, где я. Ни Машка, которой в тот день не было на работе. Ни мои родные, которые пока находились в счастливом неведении. Ни Вадим, который, вероятно, все еще был в отъезде. Никто, кроме человека, что похитил меня. Обычно половину пути мы шли домой вместе с Машкой, а после подруга могла заскочить ко мне на чай. Если в тот вечер у нее не намечалось очередное рандеву. Но только не в пятницу! Вечер пятницы принадлежит Вадиму. Он заезжал ко мне по пути с работы, в пятницу у него получалось освободиться раньше, и я тоже спешила домой, чтобы принять душ к его приходу. Но в тот раз я никого не ждала. Я собиралась коротать вечер в одиночестве. И кто-то, несомненно, знал об этом.

- Тебя проводить? - этот вопрос сам собой возник в голове. Мои глаза распахнулись и тошнота отступила.

Он не в первый раз предлагал проводить меня. И знал наизусть дорогу. Он знал, что Машка в тот день не вышла на работу. Он знал, он все знал! Эмоции накрыли меня с головой, и стало трудно дышать. У меня было чувство, что я раскрыла преступление века. Смесь восторга и ужаса отзывались дрожью во всем теле. Я тут же представила себе сутулого Эдика в его смешных мокасинах. «Нет, не может быть», - вопреки тому, как удачно сошелся мой ребус, я все еще отказывалась верить в то, что Эдик виноват. Что это он мог ударить меня по голове, увезти куда-то и спрятать. Зачем? Образ скромного кавалера, общительного и веселого, никак не вязался с человеком, что вот уже много дней так изощренно издевался надо мной.

«Зачем?» - этот вопрос теперь занимал все мои мысли. Мой отказ настолько больно ударил по его самолюбию, что он решил отомстить? Или таким образом он рассчитывал заслужить мою любовь? Абсурдность моей теории, однако, не лишала ее смысла. И уже спустя пару минут раздумий я прочно уверилась в своей правоте. Какой бы ни была его цель, он ненормальный. Это было очевиднее всего! «Я скажу ему! При первой же возможности, признаюсь в любви, которой пылаю уже давно», - решила я, - «Совру. Я умею врать! Отчего не сказала раньше? Стеснялась. Считала себя не достойной его внимания. Боялась, что он меня бросит. Можно сочинить историю о несчастной любви, разбитом сердце и прочей подростковой чепухе».

Довольная собой, я ощутила прилив сил. Теперь преимущество было на моей стороне. Увлеченно выстраивая стратегию поведения, я не заметила, как промчалось время. И только когда мой желудок издал отчаянный стон, поняла, что слишком уж долго лежу вот так. Обычно между моим пробуждением и его приходом умещалась одна попытка размять затекшие ноги, пару попыток развязать веревки, приступ отчаяния, слезы и куплет песни, которую я тихо мычала себе под нос.

«Почему он не приходит?», - я испуганно прислушалась к тишине. Редкие возгласы птиц, невнятные шорохи, шелест листьев. Видимо, на улице был ветер, и ветки деревьев царапали крышу. Подобный скрежет был знаком мне, и уже не пугал так сильно, как впервые. Спустя еще какое-то время я всерьез встревожилась его отсутствием. Где же он? Почему задерживается? Что-то случилось! Мой щедрый на образы мозг стал сыпать картинками. Вот Эдика сбила машина, и скорая везет его в реанимацию. Вот на голову ему упал кирпич, оставив от черепа кровавое пятно. А вот он, под влиянием чувства вины, изрезал руки в кровь. Его найдут не скоро... А сообщит ли он в предсмертной записке обо мне?

Еще спустя время я погрузилась в состояние, близкое к истерике. Я в одночасье настолько живописно представила свою участь. И все, что случилось до этого, показалась невинной шуткой. «Если он не придет совсем, я просто умру! От жажды, от голода. Умру медленно и болезненно». Я металась по полу, не чувствуя боли, пыталась распутать веревки, плакала, билась, как брошенная на берег рыба. Я колотила пятками об пол, что есть мочи и мычала. Пока не послышались звуки шагов. Привычный шорох травы под ногами, хруст ломающихся веток. И впервые за все время, эти звуки стали усладой! Я расслабленно выдохнула и притихла, готовая услышать лязганье замка.