Я поставила поднос на тумбочку и, на всякий случай, потрогала кошкин нос. Та недовольно фыркнула.
- Зайка, я думаю, Мура в порядке.
- Нет! - Зойка деловито покачала головой и привела неопровержимый аргумент, - она не реагирует на колбасу.
Я погладила кошкину спину, ощущая рукою привычные вибрации.
- Я думаю, Мура просто не выспалась сегодня, - заверила я Зою, - как и все мы!
- Ладно, - дочка озабоченно вздохнула, - будем наблюдать!
Она поставила на колени поднос и стала с аппетитом уплетать сырники, макая их в ягодный джем. И я, боясь сглазить, про себя отметила наличие здорового аппетита. Впервые за последние дни! Вдохновленная увиденным, я вернулась на кухню, где Вадим все еще вел переговоры.
- Договорились, вечером отзвонись. И отправь бумаги в Nск, - он формально попрощался и захлопнул крышку ноутбука.
Я потрогала остывшие сырники:
- Подогреть?
Он был чем-то обеспокоен и, кажется, ему не было дела до моих тщетных попыток угодить.
- Не, - наконец-то ответил он, - и так вкусно!
Вадим схватил с тарелки сырник, и целиком запихнул его в рот. С удовольствием наблюдая за торопливой манерой мужа завтракать на ходу, я обернула палец салфеткой, и аккуратно коснулась уголка его измазанных маслом губ. Вадим улыбнулся.
- Чем тебя накормить вечером? - поинтересовалась я. Перед отъездом мужа в командировку я, как правило, старалась приготовить нечто особенное. Мне казалось, что ужин накануне расставания непременно должен остаться в памяти. Чтобы, лежа в пустом номере незнакомого отеля и питаясь шаблонным ресторанным меню, он вспоминал его, и скучал по дому.
Вадим откашлялся, вздохнул и залпом выпил остатки кофе.
- Ритуль, рейс перенесли, - он взял меня за руку, - улетаю вечером.
- Вечером... во сколько? - встревожилась я.
- Сразу после работы в аэропорт. Только что узнал, - сказав это, он встал из-за стола, избегая дальнейших объяснений.
- И что? - не поняла я. - Ты не будешь ужинать дома?
- И ночевать, и ужинать буду в самолете, - подытожил он.
Я сделала глубокий вдох. Не удостоив мужа ответа, взяла со стола испачканную посуду и понесла ее в сторону мойки. От этой новости сердце тоскливо сжалось! Как будто в том, что рейс перенесли, была его вина. Разумная часть меня понимала, что он, вероятно, расстроен не меньше моего. Но я была слишком сильно поглощена своими чувствами, чтобы думать об этом. К тому же, вечер сулил ему очередную поездку. А я оставалась здесь, в четырех стенах, с пока еще нездоровой дочерью. Я подумала о Зойке, о минувшей ночи, о предстоящих проблемах, с которыми придется справляться в одиночку. И к горлу подступил комок. Как будто муж намеренно решил бросить нас именно сейчас. Сбежать подальше от семейных проблем!
- Солнце, ну прости. Я сам расстроен, - он приблизился и взял меня за плечи. Я вздрогнула и прикусила губу.
Психологи советуют в моменты крайнего раздражения, оживлять в памяти периоды близости. Уповая на то, что приятные воспоминания смогут уберечь от скандала. Любопытно, они сами-то пробовали? Так сложно пересилить эмоции и воззвать к своему рассудку, когда память, как будто нарочно, блокирует все хорошее, выставляя напоказ негатив.
- Я почему-то не удивлена! - швырнула я в сторону кухонное полотенце. - Может быть, ты сам поменял билеты? Намеренно?
- Рит, не сходи с ума! - лицо Вадима изменилось, от чувства вины не осталось следа.
- Наверное, ты устал от нас? - я вернулась к мытью посуды. - Наверное, тебе поперек горла ночные бдения у постели больной дочери!
Вадим развернул меня лицом к себе.
- В твоем распоряжении будет лучший детский врач города.
- Я хочу, чтобы в моем распоряжении был мой собственный муж, - ответила я.
- Не драматизируй, Рита! - по слогам произнес Вадим, - Я не могу отменить поездку потому, что у моей дочери ветрянка! Это работа!
- А работа ли это? - передразнила я его слова.
Лицо мужа, еще пару минут назад выражавшее раскаяние, вдруг стало таким чужим и незнакомым. Глаза сузились и гневно сверкали из-под темных бровей. Рот искривился в злобной гримасе. Он порывисто дышал, как бык на корриде, за секунду до броска. Я ждала, что сейчас он обвинит меня в психозе, как бывало раньше... Но вместо этого Вадим опустил голову, потер ладонью шею и устало произнес.
- Рит, я не хочу прощаться на такой ноте, - он поднял глаза, - Мне хотелось провести этот вечер дома. Но я не могу!
На его лице читалось выражение грустной обреченности. И мне вдруг стало безумно стыдно за свой эгоизм! За эту истеричную сцену, которую я устроила на пустом месте. Вадим и сам был заложником ситуации. А я лишь думала о себе, совершенно не беря в расчет его чувства.
- Вадик, - я обняла его за плечи, прижалась лбом к спине, ощущая, как шелестит свежевыглаженный хлопок рубашки, - прости меня!
Вадим в ответ завел руки за спину и поймал меня в свои объятия.
- И ты меня прости, - выдохнул он.
- Наверное, я просто устала... И расстроилась, что тебя не будет рядом. Когда тебя нет, я чувствую себя беспомощной.
Вадим повернулся.