Он словно чувствует, что я смотрю. Разворачивается и, продолжая идти спиной вперед, насмешливо делает под козырек.
Меня отпускает, только когда он скрывается за поворотом. Воздух снова возвращается в легкие, шум в голове затихает, но колени все еще ватные и дрожат, а еще сладко щемит где-то в животе.
— Ничего, узнаю, — у сестры лихорадочный блеск в глазах. Тот самый, который вспыхивает каждый раз, когда на горизонте появляется достойная «жертва». — Ты видела, как он на меня смотрел? Видела?
Мне очень хочется сказать, что ни черта он на нее не смотрел. Только на меня. И глаза у него такие… Темные, с затаенными бесячими огоньками. И улыбка…
— Вот увидишь, Славка, никуда он от меня не денется.
Внезапно эта фраза раздражает. В груди ворочается что-то темное, злое, и хочется шипеть «мое», но вместо этого равнодушно жму плечами и принимаюсь собирать разлетевшиеся по сторонам методички:
— Мне пора, Оль. Встретимся дома, за ужином.
Она уже не слышит, задорно машет рукой своим подругам и, обгоняя меня, несется к ним.
***
За час до назначенной встречи мы собираемся в кабинете у отца.
— Значит так, дорогие мои девочки, — говорит он, задумчиво постукивая пальцами по столу, — есть у меня к вам серьезный разговор.
Ольга тут же закатывает глаза:
— Я так и знала. Ты же сказал, что просто семейный ужин.
— Ужины бывают разные. Сегодня — особенный. У нас будут гости. Мой давний партнер по бизнесу Владимир Швецов.
— А мы здесь причем? — иногда сестра бывает просто непробиваемая.
— Притом, что он будет с семьей. Да, пап? — уточняю я.
Он кивает.
— И что мы должны делать? Вести с ними светские беседы? Хлопать глазами, улыбаться? Строить бизнес-планы? — Ольга продолжает буянить.
— Бизнес-планами буду заниматься я. Ваша задача гораздо прозаичнее. Поближе познакомиться с Владом.
У меня в голове что-то щелкает. Всплывают обрывки мимолетного разговора, случайно подслушанного много лет назад.
Тогда я этому не придала значения. Оказывается зря.
— Какой еще Влад? — стонет она.
— Наш потенциальный жених, — отвечаю вместо отца.
Он изумленно поднимает брови, потом хмыкает, приятно удивленный моей осведомленностью.
— Что значит жених?
— Это значит, что он свободный представитель мужского пола, готовый связать себя узами брака, согласно договоренностям между нашими родителями, — и видя непонимание в ее глазах, поясняю, — кому-то из нас придется выйти за него замуж.
— Замуж? — охает Ольга, хватаясь за сердце, и оборачивается к родителю, — ни за что! Пусть Ярослава за него выходит. Я еще слишком молода!
— Знаешь ли, я тоже не старуха.
— Тихо! — отец хлопает ладонью по столу, прерывая нашу перепалку, — тихо. Вы взрослые барышни и должны понимать, что в нашем кругу такие «рабочие браки» не редкость.
— Она у нас карьеристка? Вот пусть и берет себе этот «рабочий» брак, а я по любви хочу.
Я тоже не имею ничего против любви, но, как правильно подметила сестра, я — карьеристка. У меня ближайшие три года расписаны от и до. Защита, стажировка заграницей, предъём по карьерной лестнице. Браку, даже «рабочему» в этих планах места нет. Впрочем, как и детям, прогулкам под луной и прочей романтической дребедени.
А вот Ольге не помешает муженек. Будет носить ее на руках, гладить по голове, выполнять все ее прихоти. Или не будет. Тут не угадаешь.
— В общем, я понял, вы собрались друг на друга стрелки перекидывать, — отец сокрушенно качает головой, — значит, выберу сам. Этот брак нужен нашим семьям. Сегодня посмотрите друг на друга, познакомитесь, а потом будем решать, что дальше.
Я досадливо морщусь, просчитывая варианты отступления, Ольга возмущается во весь голос, вещая о вечной любви и свободе выбора.
— Пап, а этого женишка самого не смущает, что его ведут на смотрины?
— Кого? Влада? Уверяю вас, этого засранца ничего не смущает.
— Как ты его ласково.
— Это я любя, — отмахивается отец, а я все равно делаю мысленную пометку, что с этим Владом надо держать ухо востро, — в отличие от вас, он давно в курсе радостных перспектив. И воспринимает их как должное.
— Приспособленец?
— Отнюдь. По головам пойдет ради общего дела.
Ставлю вторую галочку.
Ольга не ставит ничего, продолжает дуть губы и возмущаться:
— Пап, это средневековье какое-то! Ты еще запри нас, как принцесс в темнице и мори голодом, пока не дадим согласие!
Отец досадливо морщится и смотрит на меня в поисках поддержки. У него от Ольгиного ворчания всегда скачет давление и начинается аллергия. Иногда она бывает на удивление нудной, и выдавить ее из этого состояний по силам только мне.
— Принцесс обычно запирают не в темнице, а в самой высокой башне, — поправляю, едва пряча улыбку.
— Славка, хватит из меня дуру делать! — сестра тут же перекидывает свое внимание на меня, — ты вот сидишь тут вся такая невозмутимая, а нам там гоблина какого-то ведут.
— Ничего. Стерпится, слюбится. Я в тебя верю.
— В меня? — она покрывается красными пятнами, — То есть это я должна за него выходит? Да?
— Да.
— Ага, сейчас! А ты что будешь делать?
— Я? Я работать. Мы ж с тобой давно поделили обязанности, я работаю, ты красивая.
— Ты тоже красивая, — шипит она.