Я тебя верну

— Угомонитесь. — сказала спокойно, даже не повысив голоса, но все затихли. — Папа отпусти этого человека. Ты же сам всегда говорил, что нужно всегда стараться решать конфликты словами. Он просто провоцировал тебя и не зря, как видишь. — папа отпустил Руслана Валерьевича и отцепил его руки от своего свитера. Взгляд его стал напряженным и он не сводил его с меня. — Вам же, Руслан Валерьевич, я повторяю еще раз: Вас здесь не ждали и не приглашали. Поэтому будьте так добры покинуть частную территорию и желательно навсегда, иначе в следующий раз я никого останавливать не буду. И поверьте, у папы хватит сил отправить вас в инвалидное кресло.

Все вокруг стояли молча и я тоже замолчала, пытаясь обвести всех взглядом. Только сейчас мне начало доходить, что я держусь за спинку Ярошиного стульчика и сжимаю его так сильно, что у меня закололи пальцы от напряжения. Я попыталась отцепить их от стульчика, но поняла, что если отпущу то упаду, так как и ноги тоже начало покалывать, как в преддверии потери сознания. Попыталась сосредоточиться на сыне, который был сейчас на руках у мамы и начала выравнивать свое дыхание. По коже побежали противные мурашки. Я знала почему. На меня смотрели все, но только на один взгляд у меня была такая реакция.

— И да, Руслан Валерьевич, то что происходило между вами и моими родителями — это только ваше прошлое. А то что вы остались таким же мерзким и низким человек, говорит о том, что мама еще хорошо отделалась. — я все таки заставила посмотреть этому человеку в глаза. — А внука у вас нет и здесь вам не рады. Никогда!

— На выход. — сказали папа и Матвей в один голос Руслану Валерьевичу.

— Ты кажется забываешься девочка. — прорычал он, не двигаясь с места и смотря на меня в упор взглядом полным нездоровой ненависти. — Это ты раздвигала ноги перед моим сыном, так что будь добра проявлять уважение к тому, кто позволил тебе родить. — папа опять не выдержал и схватил мужчину за грудки и начал выволакивать из беседки.

Охранники кинулись к нему. Матвей и Ден подключились к выпроваживанию. Опять начала завязываться потасовка. Руслан Валерьевич продолжал поливать грязью моих родителей, меня и даже моего сына:

— От отребья может родиться только такое же отребье.

На этих словах папа все таки достал до него еще раз и что-то сломал, потому что Руслан Валерьевич заскулил после его удара.

А я не выдержала и просто села на стул и закрыла уши руками и крепко зажмурила глаза. Мне стало дурно. К горлу подступила тошнота. Глаза хоть и были крепко закрыты, но перед ними плясали яркие искры. Шум в голове все нарастал. Мне хотелось просто разрыдаться в голос, потому что с пониманием начала приходить сильнейшая боль: за родителей, за себя и своего мальчика, за Макса. В груди сдавило с такой силой, что мне стало тяжело дышать. Я пыталась успокоиться, но у меня ничего не выходило. Вокруг все начали двигаться, напряжение не отпускало каждого.

Мне на плечо легла рука, а после меня прижали к себе к себе.

— Ты прости нас, дочь. — прошептал папа мне в макушку, прижимая меня ближе к себе.

И только сейчас меня и прорвало. Я расплакалась. Нет, не навзрыд, но слезы побежали ручьями по моим щекам и меня стало отпускать.

Праздник, конечно, был испорчен, но расходиться никто не спешил. Я подняла голову, мама сидела рядом и стеклянным взглядом смотрела в никуда. Папа тоже был весь в себе, хоть и продолжал гладить меня и успокаивать. Катя с Аней и Аленой ходили вокруг нас и попеременно развлекали Ярошу, чтобы дать возможность всем успокоиться.

Матвей с кем-то разговаривал по телефону, а Ден и Гриша пытались были во дворе, как я поняла, закрывали ворота, проверяли машины, поднимали мамины вазоны, которые уронила охрана, когда все бурно выходили со двора.

— Мам. — я позвала ее и только сейчас ее взгляд начал фокусироваться на мне. — Не нужно воспоминаний, ладно? Я не хочу знать того, что было когда-то. Мне это не нужно.

— Девочка моя. — прошептала мама и потянула меня к себе, тоже прижимая ближе, как и папа ранее.

Папа подсел ближе и обнял нас двоих. Я слышала как его сердце билось до этого и сейчас оно тоже продолжало стучать нервно, но меня он поддержал.

— Тебе и правда это не нужно дочь. Ты должна знать только то, что мы всех вас очень любим. И никакие слова или люди не смогут это изменить. — папа поцеловал нас по очереди в макушку. — Все что было в прошлом, пускай там и остается. Вы только простите мне мою несдержанность сегодня.

— Несдержанность?! — удивленно воскликнул Ден, который только вошел в беседку. — Да вашей выдержке можно позавидовать! Меня бы рвануло после первых же слов, а вы еще и диалог пытались наладить с ним.

— Хм. — хмыкнул папа, но больше ничего не добавил.