Он выключает свет, ложится рядом на свою сторону кровати. Двигается ближе и кладет на меня руку. Я послушно льну к нему вплотную, игриво трусь бедрами о его пах, давая понять, что «нет» он больше не услышит.
— Утром. Сейчас спи, — говорит тихо. Голос звучит устало.
Я замираю, не понимая, настаивать мне или слушаться. Даже дыхание задерживаю. Чего бы ему больше хотелось? Несмотря на долгие отношения в прошлом, рядом с Кириллом я чувствую себя неопытной девочкой.
— Это компромисс, — усмехается он, и я улыбаюсь до ушей.
Ликую! Я правильно сделала, что не стала с ним спорить, а просто все объяснила без истерик. Он услышал!
Решаю больше не наглеть, закрываю глаза и засыпаю, машинально подстраивая свое дыхание под его размеренное. Представляя, что в его холодном сердце все же отыскалась капля тепла для меня.
Глава 28
Лада
Я поцеловала его спящего. В шею сразу под подбородком. Проснулась внезапно среди ночи и сделала это для себя, потому что захотелось. На мои слова о том, что мне приятны его касания, он ответил: «Тем лучше для тебя» — и был прав. Мне будет легче спать с ним, если я начну получать от этого удовольствие. Тем более он только за.
Кирилл крепко спал и ничего не заметил, и я поцеловала его еще раз, легонько лизнула, чтобы попробовать что-то кроме пальцев и члена. Удивительно, но гоблин мне не противен. Его кожа, оказывается, не ядовита, клыков во рту нет, ниже пояса тоже все стандартно. Я бы даже сказала, отлично.
А может, и никогда не был противен? Меня мучило чувство вины, что унизила его при всех, поэтому, дабы защитить себя от собственной совести, — а хорошие девочки ведь не обижают людей просто так, — я начала считать его плохим и странным. Но время инфантильных поступков закончилось.
Он отворачивается на бок, и я обнимаю его со спины, утыкаюсь между лопаток и, наконец, засыпаю с улыбкой на губах. Мое положение не так плохо, как я считала еще сутки назад.
Леонидас обнимал меня все ночи. Роман с греком — значительная часть моей жизни, пять лет из двадцати пяти, и против воли я иногда мысленно возвращаюсь в те отношения. Сложнее всего после разрыва было научиться высыпаться в пустой кровати. Я все ждала, когда распробую наркотик под названием «одиночество», но сейчас, чувствуя, как прямо во сне мужские руки вновь касаются меня, я понимаю, что мой наркотик — это присутствие близкого человека.
Кирилла близким можно назвать с большой натяжкой, но он заботится обо мне и у нас отношения. Пусть договорные, но в некотором роде они даже понятнее и надежнее общепринятых.
Он ведет по моей спине пальцами, прижимает к себе. Кожа к коже. Не спеша, мягко, но настойчиво. Идеально. Я закидываю на него ногу — сразу высоко, на талию, и его ладонь тут же перемещается на мое бедро. Гладит, сжимает. Касается ягодиц, задирая сорочку. Я хочу прошептать что-то поощряющее, но еще не проснулась, мысли плавают в сиропе, поэтому я нежно касаюсь его плеч и произношу только его имя.
Он замирает. Руки останавливаются. Полсекунды паузы, и я слышу у своего уха четкое:
— Пошла. На хрен. Отсюда.
Мгновение, чтобы осмыслить…
…И тонкий лед под ногами трескается. Меня окатывает холодом, бросает в мерзлый океан, накрывает тяжеленной льдиной. Я просыпаюсь моментально и испуганно округляю глаза.
Я назвала Кирилла чужим именем. Я знала, что это он, но спросонья ошиблась и прошептала по привычке: «Лео».
Лео-Лео-Лео. Тысячи раз я повторяла это слово, и мой мозг выдал его автоматом. О боже…
Поспешно присаживаюсь.
— Кирилл, прости, все не так, — суечусь, растерянно потирая лоб и хаотично соображая, как замять ситуацию. Свести все в шутку? Однажды у меня случится разрыв сердца рядом с этим человеком, так сильно оно колотится. Пробивается сквозь ребра, терзает меня. Мне холодно, словно я и правда в воде.
— Пошла вон, — повторяет он, отстраняясь.
Ослушаться слов, произнесенных настолько бескомпромиссным тоном, — самоубийство. И я иду на этот шаг осознанно. Нарываюсь на пики, бросаюсь на скалы, выпрыгиваю из вертолета в надежде, что он сжалится и поймает.
— Мне очень жаль. Давай продолжим, пожалуйста, — я сжимаю его ладонь своими, мокрыми от волнения, стараюсь удержать на месте, но он забирает руку.
Я все испортила. Он сделал шаг мне навстречу, он пошел на контакт, а я оттолкнула его.
Рассвет уже начал раскрашивать небо, солнечные лучи проникают сквозь плотные шторы, и я вижу его лицо. Оно безэмоционально, он будто мертвый. Хотя любой другой мужчина на его месте впал бы в истерику. И меня это пугает. А еще почему-то ранит, словно задели меня саму.
Слезы брызжут из глаз, когда я думаю о том, что это хуже, чем обозвать тупым гоблином. В момент удовольствия я назвала его именем другого мужчины. Да и какого мужчины… Бывшего! Господи!
— Пожалуйста, пожа-алуйста, прости меня, — пораженно закрываю рот ладонью. — Клянусь, я не уйду, пока не простишь! Это ничего не значит, привычка. Я дура, я такая дура. Ты ведь сам это знаешь. Я постоянно ошибаюсь.
— Пздц. — Он поднимается с кровати с намерением уйти сам, но я не могу этого допустить.