Я - телепат

Если задание очень сложное, Мессинг последовательно ощущает целую серию происходящих в мышцах изменений. Для того чтобы осуществить это, Мессинг должен до предела напрячь свою нервную систему, отвлечься от множества посторонних раздражителей, выбрать только те сигналы, которые указывают правильный путь. Поэтому внешнее поведение Мессинга зачастую необычно. Для решения задачи он должен приложить немалые усилия.

Таким образом, совершенно неправильно было бы думать, что опыты Мессинга доказывают возможность передачи мысли из одного мозга в другой. Мысль неотделима от мозга. Если Мессинг отгадывает ее, то только потому, что мысль влияет на состояние органов движений и всего тела, и потому, что сам Мессинг обладает способностью непосредственно ощущать это состояние.

Наблюдая опыты Мессинга, мы еще раз убеждаемся в том, что нет такого явления, которое не находило бы исчерпывающего научного объяснения с позиций диалектико-материалистической теории."

До сих пор все мои выступления сопровождает этот текст.

Я много уже говорил на этих страницах о своих способностях, не конкретизируя и не объясняя, что за этим словом скрывается. Настало время рассказать все, что я знаю об этом.

Итак, что же я умею делать?

ГЛАВА III ЧТО Я МОГУ? ТЕЛЕПАТИЯ

…Автобус грязь месит,
Автобус филармонии по лужам бежит.
На концерт к шахтерам
Едет Вольф Мессинг.
Наверное, без Мессинга они не могут жить…
Тучи над дорогой залегли, нависли.
Едет Вольф Мессинг,
Спокойствием лучась.
Шахтерские подземные,
Подспудные мысли
Начнет он, будто семечки, щелкать сейчас…
Пусть он чудодейством
На всех со сцены дунет!
Отгадывает мысли, — не все ль ему равно,
Но пусть вслух не говорит,
— О чем шахтеры думают,
Потому что в зале женщин полно…
И я со всеми вместе от чудес немею.
Ахаю! Охаю! Не верю глазам…

Это стихотворение — я процитировал только часть его — написал молодой Роберт Рождественский. Он показал в нем телепата. Об этом и пойдет речь в третьей главе.

Мой друг писатель Михаил Васильев, научный популяризатор, много раз задавал мне вопрос: "Скажите, Вольф Григорьевич, как это у Вас получается? Как Вы это делаете?"

Я знал, что его мучит не праздное любопытство, что ему надо знать ответ на этот вопрос. Ведь он собирал тогда материалы для последнего тома своей серии книг "Человек и вселенная". Этот том назывался "Человек наедине сам с собой". Но что я мог ответить на его вопрос? По существу ничего. Ибо я сам не понимаю, как это делается.

Только не подумайте, пожалуйста, что я хочу представить мои способности в этой области чем-то непознаваемым, сверхъестественным, таинственным. Ничего ни сверхъестественного, ни непознаваемого в них нет. Во всяком случае не больше, чем в любых других способностях человека.

Приведу простой пример. Представьте себе, что Вы очутились в стране слепых. Ну, скажем, в той, которую нарисовал в одном из своих рассказов Герберт Уэллс, или в той, в которую перенес действие маленькой драмы Морис Метерлинк.

Итак, в этом мире слепых, где и не подозревают, что такое зрение, Вы — единственный зрячий.

И дотошный слепой научный писатель, которому это действительно нужно знать для его работы, настойчиво допрашивает Вас:

— Неужели Вы можете видеть предметы, удаленные от Вас на десятки, сотни и тысячи метров?

Невероятно! Ну, расскажите, как это у Вас получается?

Как это Вы делаете?

А теперь оторвитесь от этих страниц. Закройте глаза.

Откройте их. И попытайтесь объяснить этому дотошному писателю, как это Вам удается видеть.

Вот в таком же положении оказался и я перед вопросом моего друга.

Но Вы, в приведенном мною примере, все-таки будете в лучшем положении, чем я.

Вы сможете объяснить физическую сущность видимых лучей, рассказать о том, как работает глаз с его линзой — хрусталиком и дном, на которое проецируется изображение, поведать о нервных окончаниях — палочках и колбочках, воспринимающих разницу в силе освещенности и в длине волны. То есть Вы сможете сообщить все, что ряд поколений ученых на основе тысяч опытов в нашем зрячем мире установил как объективную истину. Ну, а если Вы уроженец этой страны слепых, где никаких научных опытов в области зрения не ставилось, то Вы ничего объяснить не сумеете. И окажетесь именно в том положении, в котором оказался я.

Обращаются ко мне и с другим вопросом:

— Научите, Вольф Григорьевич!