Я, Титуба, ведьма из Салема

Я не перешла море, чтобы преследовать Сэмюэля Парриса, судей и проповедников. Я знаю, что ими занялись другие. Что сын Сэмюэля Парриса – предмет его внимания и гордости – скоро умрет сумасшедшим. Что Коттон Матер будет опозорена и мелкая сучка покажет на нее пальцем. Что все судьи скоро потеряют самоуверенность. Что, по словам Ребекки Нурс, придет время другого суда. Даже если меня это не коснется, что за беда!

Я не принадлежу к цивилизации книги и ненависти. Воспоминания обо мне сохранят в сердцах близкие; для этого нет нужды записывать. Они сохранят воспоминания в своих сердцах и своих головах. Так как я умерла, не имея возможности родить ребенка, невидимые разрешили мне самой выбрать себе наследницу. Я долго искала. Я выслеживала в хижинах. Смотрела, как прачки кормят детей грудью. Как сборщицы урожая кладут на кучу пожитков грудничков, которых вынуждены брать с собой в поле. Я сравнивала, взвешивала, прощупывала и нашла ту, кто мне был нужен: Саманта.

Потому что я видела, как она пришла в мир.

Я стала постоянно заботиться о Делис, ее матери – чернокожей креолке, поселившейся в Боттон-Бей на плантации Уиллоуби. Так как она уже потеряла двух или трех едва родившихся детей, она очень быстро позвала меня к себе. Чтобы залить тоску, ее спутник жизни пьянствовал на веранде. Роды продолжались много часов. Ребенок пошел ногами вперед. Мать теряла кровь и силы, и ее бедная измученная душа только и просила о том, чтобы ей дали скользнуть в потусторонний мир. Плод отказывался, он яростно боролся за то, чтобы войти в эту вселенную, от которой его отделяла лишь хрупкая створка плоти. В конце концов он восторжествовал. Я получила себе в руки маленькую девочку с любопытными глазами и решительным ртом. Я смотрела, как она растет, изучает огороженный ад плантации, спотыкаясь на шатких ногах и все же находя себе счастье в виде облака, раскрытом венчике иланг-иланга или холодном вкусе толстой апельсиновой кожуры. Едва научившись говорить, она стала спрашивать:

– Почему Замба такая глупая? И почему она позволяет Кролику сидеть у себя на спине?

– Почему мы рабы, а они хозяева?

– Почему бог всего один? Почему не должен быть один для рабов и один для хозяев?

Так как ответы взрослых ее не устроили, она нашла для себя другие. В первый раз, когда я ей явилась, она, хоть и знала о моей смерти из ходивших по острову слухов, не выказала удивления, словно хорошо поняв, что избрана для совершенно особенной судьбы. Сейчас она с благоговением слушает меня. Я открываю ей разрешенные секреты, скрытую силу растений и язык животных. Я учу ее открывать для себя невидимый образ мира, сеть проходящих сквозь него связей и знаки-символы. Однажды ночью, когда отец и мать уснули, она присоединилась ко мне, и я научила ее любить.

Ребенок, которого я не носила, но которого сама себе назначила! Какое же это материнство, более высокое по своей сути!

Ифижен, мой сын-любовник, вовсе не промах. Восстание, которое он не смог осуществить при жизни, он стремится привести к завершению. Он выбрал себе сына. Маленький негр из народа конго с мягкими икрами, на которого надсмотрщики уже косятся. Не придет ли ему в голову как-нибудь на днях спеть песню Титубы?

Я никогда не одна. Ман Яя. Моя мать Абена. Яо. Ифижен. Саманта.

И потом, есть мой остров. Я смешиваюсь с ним. Нет ни одной тропинки, по которой бы я не проходила. Ни одного ручья, в котором бы я не выкупалась. Ни одного из деревьев мапу, на ветвях которого я бы не покачалась. Это постоянное и необычное соединение возмещает мне долгое одиночество в пустынях Америки. Огромная жестокая земля, где духи порождают только зло! Скоро они закроют свои лица капюшонами, чтобы лучше нас мучить. Они закроют за нашими детьми тяжелые ворота гетто. Они будут оспаривать все наши права, и кровь ответит на кровь.

Единственно, о чем я сожалею – так как у невидимых тоже есть свои сожаления, чтобы их доля блаженства имела больше вкуса, – это о том, что вынуждена быть в разлуке с Хестер. Впрочем, мы поддерживаем общение. Я ощущаю запах сухого миндаля от ее дыхания. Улавливаю отзвук ее смеха. Но мы обитаем каждая на своей стороне океана, и мы не переходим его. Я знаю, что она следует своей мечте: построить мир женщин, который будет более справедливым и более человечным. Но я слишком люблю мужчин и продолжаю в том же духе. Иногда мне случается скользнуть в постель кому-то из них, чтобы удовлетворить остатки желания, и мой мимолетный любовник изумляется своему одинокому удовольствию.

Да, сейчас я счастлива. Я понимаю прошлое. Я читаю настоящее. Я знаю будущее. Я знаю, почему существует столько страданий, почему глаза негров и негритянок сверкают от соленой воды. Но я знаю и то, что всему этому настанет конец. Когда? Какая разница? Я не тороплюсь, так как освободилась от нетерпения, свойственного человеческим существам. Что такое жизнь по отношению к необъятности времени?