Я токсиколог

— Чего тебе? — спрашивает он дежурного, мазнув по мне быстрым взглядом.

— Ахмета твоего родственники опознали. Оформляй протокол и пиши себе галку, только по всей базе пробей.

— Не учи ученого, — ворчит Морозов и ведет меня в кабинет.

— Так, — говорит он мне. — Смотрим по РИФу.

— Это что такое?

— Российский информационный фонд. Сейчас найдем твоего Ахмета в Едином реестре.

Ахметов в базе тыщщи. Бесфамильных — сотни.

— Есть еще параметры?

Почему-то всплывает «нигер из Рязани».

— Рязань, — говорю.

— Так, Рязань по всем полям. О! Двое!

С экрана на меня глядит карими глазами «дядя Ахмет».

— Он! — говорю я.

— Похож, — соглашается Морозов. — Карточка выставлена Рязанской клинической больницей по потере памяти. О, да здесь и легенда есть!

Он нажимает на кнопку, выскакивает надпись «Введите код доступа». Морозов вводит и на экране разворачивается страница с описанием истории Ахмета. Читаем, едва не сталкиваясь лбами. И впрямь легенда!

Три года назад в деревню Лопухи, что под Солотчью, из Красных болот вокруг Черного озера вышло пятеро мужчин. Они были оборваны и угвазданы по уши, и частично обморожены — стояла поздняя осень. Деревенские приняли их за заблудившихся охотников, хотя оружия ни у кого не было. Всю группу доставили в Рязанскую областную клиническую больницу, где при обследовании обнаружилось, что все пятеро не помнят ничего до момента выхода в деревню, кроме своего имени, в то же время один из них уверен, что он капитан, другой — штурман, третий — бортинженер. Двое не помнят ничего и практически ничего не соображают. «Частичная либо полная утрата интеллекта» — значится в легенде. Предполагалось, что это экипаж летающего крыла, упавшего в болото и каким-то чудом не замеченного радаром и местными жителями.

Для прохождения дальнейшего лечения отправлены в Клинику экстремальной медицины, Москва.

— Как найти остальных? — спрашиваю Морозова.

— Никак, ссылок нет. Эта карточка тоже должны быть снята и поставлена на учет от клиники ЭМ. Так что повезло твоему Ахмету, что родственники опознали! Слушай, а они не подавали в розыск как без вести пропавших?

— Какой розыск! Где? В космосе?

— Эх, темнота, темнота. Был бы он в базе, мы по сверке давно бы нашли и Ахмета, и папашу твоей девушки. Пальчики они сдавали? Сдавали! Ну и все. Скажи этим родственничкам, чтобы зашли ко мне протокол подписать и снимем Ахмета с розыска. Сейчас помечу в досье чтобы не забыть.

Морозов открывает файл досье. Подглядываю через плечо. Пять приводов, все по пьянке. Бурная жизнь у космолингвиста, ничего не скажешь! Цепляю взглядом строчку «Взят на поруки». Тыкаю пальцем.

— Кем взят?

Старлей смущается.

— Ну, это так положено писать. По закону мы должны задерживать таких на три дня, либо отдавать на поруки. А кому нужно алкашей держать? Проспится и на улицу, а для проформы пишем. Хотя… Последний раз меня не было, им Прокопенко занимался, а он дотошный, харя протокольная. Глядишь, и впрямь на поруки отдал. Сейчас узнаем.

Морозов снимает трубку.

— Василь Петрович! Категорически приветствую. Скажи, Ахмета неделю назад кто у тебя забирал? Я мафию развожу? Какую мафию? Африканскую? С этого места поподробней!

Выясняется, что за Ахметом и впрямь приехал его соплеменник.

— Петрович! Дай-ка его координаты. Ну, скинь файлик, будь человеком! Бутылку? Да хоть две! У меня пол-ящика конфиската стоит. «Драконий пот».

Я отчаянно мотаю головой. Ох, чую, пациентов у нас прибавится! Морозов на меня косится и продолжает:

— Знаю, что паленый, а мы его водочкой разбавим. Ага, по рукам. Ну, давай.

В углу экрана начинает мигать конвертик с почтой. Морозов открывает файл.

Зелимхан Безымянный. Место жительства — проездом. Место работы — Космоспецстрой, ведущий инженер. Не слабо. Фотография. Так. Понятно. Значит моя Ольга — Зелимхановна. Бывает хуже, но реже.

— Старлей, — говорю. — Хочешь еще галочку? Пойдем, протокол на месте составишь.

Морозов схватывает на лету.

— Погоди, парадный китель надену. Вас в этот спецстрой на порог не пустят.

Звоню Ольге, объясняю ситуацию и договариваюсь встретиться через полчаса у подъезда учреждения.

Морозов надевает парадный мундир с рядком медалей.

— Ничего себе, — говорю. — Боевые ордена?

— Ну так, — он пожимает плечами. — Вот эти две побрякушки для девчонок…

— А эта, «За отвагу»?

— А это мы ящериц на южных границах отстреливали.

Скромно. С достоинством. Знаю я этих ящериц — три метра от носа до хвоста и бластеры из лап не выпускают.

Честно говоря, я ожидал, что к Космоспецстрою прибудет вторая половина землячества, но там была только Ольга. Через пять минут подошла ее мама. Вы когда-нибудь видели бледного негра? Цвет почти такой же, только губы белые.

Заходим. Охрану на вахте разгоняет Морозов мундиром и медалями. В вестибюле висит доска почета, вторым в верхнем ряду — Зелимхан. Ольгина мать смотрит на фотографию. Долго смотрит. Потом хватает за рукав проходящего мимо сотрудника.

— Где он? — отрывисто говорит она, показывая на фотографию. Сотрудник сообщает где. На пятом этаже.