Я тоже её люблю (СИ)

— Думаешь, тебя Пчёла твой захочет? — устало бормотал Белый, сидя на краю дивана и слушая горькие всхлипывания Оли. — Позвони, спроси, где он сейчас. Вышла у нас с твоим любовником ссора вчера. Он мне все явки и пароли сдал: как таскался за тобой, пока я в армии был; как ты от него залетела, когда муж твой, лох балабинский, дом нам с тобой покупал за границей; как этот хреновый муж тебе, святоше, жизни не давал. И как ты, видите ли, надумала Пчёлкина-то осчастливить и вместе с Ванькой к нему уйти.

— Что ты с ним сделал? — глотая слёзы и потирая ушибленную в борьбе часть лица, тихо спросила Оля.

— Ничего особенного, поцарапал слегка, — Саша равнодушно пожал плечами. — А он даже от скорой героически отказался — Космос его в Бирюлёво к мамочке повёз. Так вот, запомни: пока Саня Белый жив, этой гниде все дороги заказаны. Если ещё хоть раз он приблизится к тебе или к кому-то из пацанов — второго шанса ему никто не даст.

Когда жена попросила его уйти, Белов послушался. Во дворе Ванька в смешных солнцезащитных очках играл с машинкой маленького соседа. Заметив папу, он улыбнулся и повис у него на шее. Саша даже подумать не мог, что после всего ребёнок не будет ему противен. Сейчас он знал всю историю Ваниного рождения; отдавал себе отчёт, что сын — неродной сын, не его наследник! — был зачат во лжи и предательстве. Однако мальчик ничего об этом не знал и не был виноват. Как ни странно, его тихое присутствие даже успокаивало. Лечило. Дожили, поддержки у чужого малолетнего пацана искать…

— Будь умником, — прощаясь, напутствовал Белый, а перед глазами проносились рождение и крестины Вани, радость освобождения его и Оли из окружённой больницы.

Чужой пацан, говорите? Мужчина крепче прижался щекой к раскрасневшейся на морозе детской щёчке. Ведь это я выбирал ему имя, я дал свою фамилию, всё я! И никогда, никогда я не допущу, чтобы всё это досталось кому-нибудь другому…

Пчёлкин ни о чём не жалел, но вряд ли смог бы пройти эти девять кругов ада во второй раз. Приезд в «Курс-Инвест», донос Макса, объяснение с другом, ссора, удар ножом, кровь на руках и рубашке, жуткая боль, испуганный крик Космоса и попытки перебинтовать рану на животе с помощью подоспевшей верной Люды. Помнил, что перед тем, как сознание помутилось, он успел шепнуть:

— Брат, не надо разборок никаких… Отвезите домой…

Космосила, дурак, умудрился притащить травмированного товарища на машине аж в Бирюлёво. Хорошо хоть отца после затяжной зимней болезни отправили в санаторий, и мама была дома одна.

Потому следующее воспоминание — ударивший в нос резкий химический запах лекарств, предусмотрительно купленных Холмогоровым, и склонившееся над ним лицо матери: сведённые к переносице брови, слёзы в уголках потускневших глаз. Мамочка… Вчера я добавил тебе морщин и седых волос. А ведь обещал себе, что сделаю тебя счастливой. Но ты у меня сильная, всё выдержишь и поймёшь. В больничке светиться мне нельзя, а дома один я сгнию нахрен.

— Витенька, — донёсся тихий обеспокоенный голос. — Проснулся? Надо перевязку делать.

Ножевое ранение — памятный след вчерашнего кошмара — уже не болело, как вчера, зато сильно жгло, оставляя ощущение пустоты. Витя попробовал приподняться на руках и тут же сдавленно зашипел, поморщившись. Конечно, о свободных движениях надо было на время забыть.

— Давай к доктору обратимся, сынок, — просила Ирина Дмитриевна, и голос у неё дрожал. — Тебя Космос как привёз, ты ведь еле дышал… Ночью температура поднялась.

— От стресса подскочила, мам, — отмахнулся Пчёла. — Люди эти в белых халатах мне сейчас меньше всего нужны. Кос меня к вам и припёр, потому что на дно лучше залечь сейчас. Внутренние органы не задеты у меня. А Сашку подставлять я тоже не буду, знаешь…

Белый… Это было больно. Даже не думал, что во мне столько кровищи есть. И ведь понимаю, блять: это справедливо. Я заслужил. В чужую семью полез, обманул тебя и после взрыва даже про отцовство своё не признался. Это не по-братски. Не по-мужски. Вот так двадцатилетняя дружба рушится, жизни ломаются. Парень вздохнул и отвернулся, чтобы мама не видела его измученного взгляда. Нет, он ни на секунду не раскаивался в том, что выбрал Ольгу. Даже сейчас не хотел отказываться от неё, ибо знал: окончательное расставание добьёт его. Но вместе с тем, понимал бывший бригадир и другую вещь. Как мы теперь будем? Возьмём сына и заживём долго да счастливо? Я предал друга, оказавшись ничем не лучше его самого. Исключён из движения, в котором крутился годами. Конечно, моего бабла на несколько лет ещё спокойно хватит, но страшно то, что все мы: я, Оля, Ванька — под ударом. Саня предательство так не оставит и наверняка будет мстить ещё.

— За что он так с тобой обошёлся, Витенька? Можно ведь было разобраться по-человечески, вы друзья детства, как-никак… Это всё из-за схем ваших, да? — причитала Ирина Дмитриевна.

— Нет, не из-за них, — сын медленно покачал головой. — Из-за женщины. Из-за женщины брата, мам…

— Как? — охнула она.