Я тоже её люблю (СИ)

Фила… Никак в голове не укладывается, что всё это с тобой, таким сильным. Ты же настоящий боец, чемпион, ты сам про себя так говорил. И кому ты, самый правильный из нас, помешать мог? Ума не приложу. Как чувствовал, бедолага: до последнего на нашу кривую дорожку не хотел ступать. И всё же остался рядом. Всегда об опасности предупреждал, остерегал. Честным был, даже с женщиной своей. Не то, что Саня…

Мысли цеплялись одна за другую, пробуждая то болезненные, то почти радостные и желанные воспоминания. Оля… Оленька моя. Не повезло тебе с мужем. Хотя, можно подумать, со мной бы повезло. Чёрт меня дёрнул тогда на даче, с этой Воловиковой… Так, может, ты не связалась бы с Белым. Вся твоя жизнь — сплошная беспросветная тьма, получается. Но ты умница, и тебе есть, ради кого есть жить…

Подумать только, Ванька — мой сын! Как бы это ни было глупо, но теперь, лёжа в четырёх кафельных стенах в последний свой час перед смертью, Пчёлкин даже улыбался. А ведь Кос всё сразу как дважды два сложил и догадался. Это я, дурной, даже не допускал, что у меня вообще могут быть дети. Сорвало нам тогда в девяносто третьем башню конечно… А я ведь, как в роддом зашёл, что-то странное почуял. Не врубался, почему вообще стою и на малого глазею. А потом ты, сынок, всё больше меня малого напоминать стал: то чуть качелей по лбу не получил, то в лужу прыгнул, то с шапкой в отказ пошёл. Так удивительно… Выходит, я не просто крест на кладбище после себя оставлю, а целого человека. След какой-то в этой грешной жизни вместо удобрения. Жалко, что я так настоящим отцом и не побыл. Но, дай бог, Вань, мама тебе расскажет, как твой непутёвый папка на самом деле её любил…

Жалко вот так уходить. Витя снова перевёл взгляд на Валеру, то ли разговаривая сам с собой, то ли делясь с товарищем. Жалко маму бросить с её мотком пряжи, батю с его картой Берлина — они такие милые, беспомощные без меня оба. Даже эту девчонку из «Метлы», Лизок, жалко больше не увидеть. Стрелка на настенных часах шагнула к следующему делению. Ещё полчаса…

— Фил, Фила… — еле слышно позвал он друга. — Клянусь, брат, это не я. Знаю, ты бы мне поверил…

Едва захлопнув за собой дверь автомобиля, Ольга включила камеру. Уверенность в невиновности Пчёлы не покидала ни на миг: оставалось только найти ей подкрепление на записи. С соседнего сидения за ней наблюдала пара светлых глаз телохранителя — плевать. Не волновало и то, что обо всех её действиях всенепременно доложат мужу. Белова пристально всматривалась в каждый кадр видеоплёнки. Вот идут съёмки будущего шедевра кинематографа — здоровый, полный сил Валера Филатов в роли бессмертного героя ловко отсекает бутафорскую голову экранного соперника. Вот их зовут на обед, каскадёр убирает камеру в машину, забыв выключить запись… Конечно же, это не Витя. Я знала! Кордон… Облегчение смешалось с тёмным испугом: а вдруг уже поздно? Девушка отбросила камеру на заднее сиденье и резко вдавила в пол педаль газа. Внедорожник со свистом ринулся прочь из рублёвского двора.

— Оль, может, ты объяснишь мне, в чём дело? — Максим в недоумении смотрел на водительницу. — Я за вас с Ванькой башкой отвечаю, Саша мне её тут же снесёт, если ты сейчас стукнешься.

— Расслабься, — отмахнулась Белова, увеличивая скорость. — Раз до сих пор не снёс, живой будешь.

Главное, чтобы Витя меня дождался. Я ткну в Сашино надменное лицо неоспоримое доказательство и увижу, как ему стыдно. Ведомая этой целью, она бросила кое-как припаркованную машину у главного входа в больницу, схватила камеру и бросилась в самый эпицентр страшных событий. Ошарашенному Карельскому только и оставалось, что побежать следом.

Каштановый вихрь буквально влетел в кабинет главврача.

— Саша! — громкий оклик. — Где Витя?!

— Какой он тебе Витя? — криминальный авторитет поднял стеклянный, тяжёлый от злобы и презрения взгляд. После трёх порций кокаина Белый вообще не в полной мере осознавал происходящее, и меньше всего ожидал увидеть здесь и сейчас собственную жену. А услышанное от Оли обеспокоенное «Витя» — его почти никто так не называл — и вовсе заставило содрогнуться, нервно сплюнув прямо на стол: — А ну рот закрой щас!

— А ну не ори на меня! — грубо оборвали разбушевавшегося главаря. — Придурок чёртов.

Тревога, обида на мужа и ярость за тот поступок, что собирался совершить Саша, в одну минуту перечеркнула всё. Какая же ты сволочь. Готов сломать чужую жизнь, занюхав свои грехи парой дорожек? Я же всё вижу… Эти глаза в разные стороны, опухший нос. Просто омерзительно.

— Ты чё мелешь? — глаза напротив расширились, и Белов медленно, с недоброй усмешкой поднялся, шагнул вперёд. — А ну вон пошла! Вон, я сказал, пошла! — прокричал ещё громче, пытаясь дрожащей рукой указать на дверь.