Я твой хозяин! [СИ]

— Нет, нет, — бормотали искусанные губы. — Пожалуйста, не надо. Не трогайте меня! Я не хочу!

Он пытался ее утешить, но она только вырывалась и плакала, а стоило выпустить, как пыталась уползти. Пришлось снова связать ее, чтобы смазать иссеченную плетью кожу регенерирующей мазью.

— Мне жаль, — сказал он, снимая путы после завершения лечения. — Кажется, я был слишком жесток. Но ты довела меня, — при воспоминании о ее словах, своей глупой надежде и о том, как ловко она им манипулировала, играя на жажде любви, в душе снова вспыхнула горечь и злость. — Не дерзи тому, кто держит в руках твою жизнь.

Он еще постоял над съежившейся обнаженной женщиной, чувствуя себя неуместно и глупо со своими нравоучениями. То, что происходило между ним и Наамой часто напоминало соперничество. Игру, в которой каждый старался возобладать над волей другого. Но с этой сломленной униженной рабыней невозможно было играть. Она вызывала только вину и жалость.

На мгновение его душу сжал страх, что это с ней навсегда, что Наама уже не подарит ему ни дерзких слов, ни непокорного взгляда. Что сделав это он навсегда лишил себя надежды однажды вырвать из нее — лаской или силой — признание, которое жаждал услышать больше всего на свете.

— Наама, — он положил руку ей на плечо. Демоница вздрогнула и закаменела от его прикосновения. Андрос до крови прокусил губу, не чувствуя боли. Вина и ощущение сделанной ошибки были сильнее.

— Пришлю доктора, он осмотрит тебя. Но я уверен: все в порядке. Следы от плети сойдут через пару дней.

Он же не навредил ей! Не искалечил, хотя и мог, даже порол не слишком сильно. По меркам демонов можно сказать, что он был нежным. Так отчего же она хнычет и смотрит с ужасом, словно он расчленил и съел младенца у нее на глазах?! Куда делся тот дерзкий огонек в раскосых глазах, который всегда дразнил и манил его?

Демон еще говорил что-то. Убеждал ее в чем-то, пытался позаботиться, но все было тщетно. Наамы не было в этой комнате. В обезумевшем взгляде лежащей на кровати рабыни читался только страх. Она часто кивала в ответ на его слова и вопросы, готовая согласиться с чем угодно, лишь бы он ушел, оставил ее в покое.

— Прости, — пробормотал Андрос. — Я вызову доктора.

Он отвернулся и быстрым шагом направился к двери, чтобы не видеть ужаса во взгляде любимой и ненавистной женщины.

* * *

Дверь захлопнулась, и с уходом ди Небироса словно стало легче дышать. Какое-то время Наама лежала без движения, вслушиваясь в себя. Ужас перед всесильной властной фигурой, превративший ее в запуганного зверька, медленно отступал.

Неожиданная мысль заставила ее вздрогнуть и торопливо сползти с кровати.

Он ушел, но он вернется. И все повториться снова.

Андрос все же сумел научить ее почтительности, посеяв в душе зерна трепета. Достоинство, умение держать удар, не показывать своих чувств, смеяться в лицо врагу — все ушло, смытое шоком от насилия и тоскливым страхом перед хозяином.

Хозяин. Она вдруг поняла, что мысленно называет его именно так. Словно совершив надругательство над ее телом, выпоров и взяв ее так болезненно и противоестественно, Андрос перешел черту в ее сознании. Превратился из врага, мужчины, которому можно и хочется бросать вызов, в инфернальное и страшное чудовище. Чудовище, во власти которого было карать и миловать. Подарить, как боль, так и умопомрачительное наслаждение.

Эта мысль напугала даже сильнее всего, что случилось раньше.

Андрос меняет ее. Приучает к себе, приручает. Заставляет вкусить сладость и горечь подчинения. И как бы отчаянно она ни сопротивлялась на этом пути, конец будет один. Превращение в рабыню. Не по статусу, по сути. Сколько времени потребуется ди Небиросу, чтобы расшатать ее волю? Год, два, десять? Демоны живут долго, у них впереди вся жизнь.

Пугала даже не боль. Страшно было утратить себя навсегда. Так, как утратила сразу после насилия, потерявшись в своей беспомощности перед чудовищем.

А может это выход? Душа растворится в безумии, Андросу останется покорное тело…

На подламывающихся ногах она добрела до ванной и уткнулась лбом в зеркало.

Выход. Но лучше будет не оставить ему и тела. Другие демоны, никогда не стоявшие перед подобным выбором, назовут ее ничтожеством и трусихой, но разве важно, что скажут глупцы?

Жизнь — бесценный дар. Но утратить себя, превратиться в безмолвную вещь — чем это отличается от смерти? А если так, не лучше ли воспользоваться выбором, пока он ещё есть?

С внезапно вспыхнувшей безумной решимостью она вернулась в комнату. Обвела ее взглядом, остановилась на металлическом торшере в форме дерева с тремя «плодами»-светильниками. Подхватила и взвесила в руках — то, что нужно.

Со своей добычей демоница вернулась в ванную. Встала чуть сбоку, примерилась и ударила. Зеркало зазвенело, осыпалось к ее ногам дождем из серебристых осколков. Наама выронила торшер и подобрала самый крупный из них, по форме похожий на короткий и толстый нож. Приставила к горлу чуть повыше ошейника.