Я твой монстр 2 (СИ)

— Кто там, дохлый дерсенг вам в зад! – крикнула она.

Акцент Астероидного братства невольно вызвал улыбку.

— Боюсь, не поместится, — крикнула я, полностью перейдя на язык пиратов.

Бабка поправила платок, и одновременно словно невзначай перенастроила линзы, в следующий миг дуло джишки было направлено мне в лоб.

— А я смотрю, гостеприимство ваше все, — не удержалась от колкости.

Старуха недвусмысленно передернула затвор второй джишки, на этот раз повесомее.

— И охота вам после стену восстанавливать? – это уже было даже забавно.

— Ладно, — сдалась старуха, — прыгай сюда, если разговор есть. Пить будешь?

— А почему бы и нет, — и я спрыгнула вниз, вызвав вторую волну вытья сирены, от которой поморщились мы обе.

Орала сирена немилосердно.

***

Внутренний дворик замка Анатеро был на удивление чист — все выбелено белой краской, никаких следов крови, и… еще не активные могильные плиты в стороне от лестницы главного входа.

— Да уж, — старуха проследила за моим взглядом, — никогда не думала, что мне доведется их хоронить, да как видишь жизнь распорядилась иначе.

И после этих слов она словно стала ниже, сгорбившись под тяжестью горя и прожитых лет.

— Пошли в хату, — уже исключительно на языке пиратов, предложила она, и первая поднялась по ступеням.

Такой жуткий контраст — в роскошный замок Анатеро вело свыше полсотни ступеней. Помпезно, красиво, ярко, с роскошью… от которой остались лишь обломки. Судя по всему, когда-то перила лестницы украшали статуи, сейчас… только то, что от них осталось.

— Давно вы здесь? — спросила, поднимаясь за ней следом.

— Почитай уже месяц как, — невесело отозвалась старуха. — Как брат на сообщение не ответил, я неладное сразу и заподозрила. Племянника пыталась тряхануть – тишина, жену его — тишь. Наняла хакера, взломала систему… вот тогда и поняла, что некому уже звонить.

Мы миновали лишь половину лестницы, и я видела, с каким трудом дается ей каждый новый шаг, а потому не торопила — ни с расспросами, ни ускоряя шаг.

— На Илонес, да ты сама явно знаешь, попасть нелегко. Пока пробивалась еще месяц миновал, а потом уж…Тяжело это, родных хоронить.

И она замолчала до самого входа во дворец.

Самое страшное — было именно здесь. У двери валялся брошенный ДНК-сканер, чуть дальше черные пакеты… такие, в которых перевозят тела умерших, а еще дальше несколько столов и тел… которые собирали по частям.

— Не пугайся, — заметив, как я остановилась, усмехнулась старуха, — дело это грязное, но нужное. Это поначалу тяжело, а потом привыкаешь собирать… мозаику

Пиратка усмехнулась, не весело, нет, скорее с болью, которую пыталась скрыть циничными фразами.

Что ж, единственное, чем я могла поддержать — рассказать правду о себе.

— Мне хоронить было нечего… — и это до сих пор рвало мне душу.

Старуха посмотрела на меня, кивнула, понимая, что слова тут бессмысленны, и повела за собой на кухню.

В свете зажегшихся огней я разглядела ее лучше — сухая, жилистая, с копной черных, явно крашеных волос, собранных в неаккуратный хвост, черной одежде пиратов, с несколькими шрамами на лице, загорелая почти до неузнаваемости, но… светлые брови, ресницы и глаза, выдавали в ней уроженку Илонеса. Не явно, но для тех, кто знает куда смотреть и сделал выводы на основании услышанных слов — выводы были очевидны.

— Вы из рода Анатеро, — произнесла я, едва старуха, достав две железные кружки, плеснула неразбавленный спирт и мне и себе, и привычным жестом двинула кружку так, чтобы та остановилась прямо передо мной.

Некогда «леди» кивнула, единым махом опустошила свою кружку, налила себе доверху и села рядом со мной. А я вдруг подумала о том – употребляет ли она хоть что-то, кроме этого спирта? В смысле она вообще ест, или только пьет?

— Тяжело, ты знаешь, — она посмотрела в окно, на занимающийся рассвет, — тяжело… Невыносимо. Больно.

Еще один глоток поила, от одного запаха которого у меня уже кружилась голова и ожесточенное:

— По молодости мечтаешь о свободе. Сбежать бы, с этого проклятого Илонеса, от правил возведенных в догмы, вечных табу, вечных запретов, вечного «нельзя», а потом оглядываешься на прожитую жизнь и понимаешь — здесь тебя любили. Здесь ты могла бы любить. Здесь…

Она замолчала, остервенело сжимая кружку жилистыми руками, и добавила:

— Нет, не думай, что вся жизнь прошла зря. У меня шестеро сыновей, мужиков было… да все кого захочу, только родная кровь, родина… Тяжело. И опять же, кто их всех похоронит кроме меня…

— В смысле? — не поняла я.

Старуха перевела взгляд с окна на меня, усмехнулась.

— А, ты не местная, прости, забыла. На Илонесе хоронить убитых могут лишь родственники.

Я невольно взяла чашку, сделала глоток, закашлялась. Меня ответственно побили по спине, до синяка явно, после чего снисходительно поинтересовались:

— А ты тут с чего?

— Гхм, — мне бы запить сейчас хоть чем-то, но просить воду было как-то неловко, — наемница. У Виантери.

— Ааа, — протянула старуха, — старый прощелыга решил обезопаситься и нанял больше мяса. Умен.