Я твой, Родина

— Здорово вы здесь наворотили. Хоть бы нам немного оставляли! А то на нашу долю — одна немецкая пехтура, — говорил пожилой сержант-пехотинец с медалью «За оборону Сталинграда» на груди.

Танкисты и пехотинцы стояли возле машины Юрия Малкова на улице небольшого городка, где накануне разгромили колонну немецких танков и автомашин. Был солнечный день и необычная для января теплынь. Пехотинец, закручивая махорку, исподтишка разглядывал Николая. Николай был в белом маскировочном костюме, и сталинградец старался угадать — офицер это или нет, чтобы в соответствующем тоне продолжать разговор. Николай раскрыл ему папиросы.

— Закуривай, ребята, — предложил он всем вокруг. — Берите. «Казбек», ленинградский.

Коробка мгновенно опустела.

— О-о! Спасибо. Это что же, вас всех такими папиросами снабжают? Или только офицеров? — осторожно спросил пехотинец, сгибая папиросу в виде козьей ножки и закуривая.

— Не-ет. — протянул Николай. — У немцев отобрали, склад захватили.

— Вот сейчас? Это ж сколько они у нас награбили, что до сего времени у них наши папиросы?

— Ничего! — Юрий тоже взял у Николая папиросу и затягивался, кашляя с непривычки. — Скоро посчитаемся, сержант.

Подошел механик Ситников.

— Здорово, царица полей! Ну, как сержант? Матушка-пехота, сто верст прошла — еще охота. Вспотели? Мозоли натерли, небось, за нами поспевая?

— Будь спокоен! — с достоинством ответил сталинградец. — Нас в Германию крылья несут.

— Крылья-крыльями, а обмотки, небось, подкручивать приходится. Да портянки по два раза на дню менять. Давайте мы вас подвезем: тележку прицепим — и айда! Благодать!

— Танкистам благодать! — вставил другой пехотинец. — Они все хозяйство с собой возят. Им, в случае чего, и крематорий не нужен: прямо в своем танке сгорят.

Пехотинцы хохотали. Ситникову нравился этот колкий, беззлобный разговор. Да еще и лейтенант Погудин подзадорил: «А ну, отбрей, Антон!»

Механик подошел к сержанту и потрогал у него противотанковую гранату, висевшую на поясе.

— А ты чего это таскаешь? Поди новейшее автоматическое оружие — в рукопашной по голове немца бить.

Сержант усмехнулся, помедлил с ответом, сбивая пальцем пепел с папиросы. Один пехотинец толкнул его в бок.

— Смотри, с пеплом осторожнее: подожжешь еще танк или водителя. Они вон, гляди, все в мазуте. Насквозь пропитаны, сразу вспыхнут!

— Не в мазуте, а в газойле, — поправил стреляющий Пименов, смешно вытягивая губы. Он сидел на башне и чистил подобранную где-то немецкую снайперскую винтовку. — Сразу видно — люди в технике не разбираются.

— А ты разбираешься? — неслось ему в ответ. — Скажи-ка, где у винтовки мулек?

— Мулек? — Пименов растерялся. Он вертел в руках винтовку и ничего не смог ответить.

Все дружно захохотали. Сержант был доволен, что последнее слово осталось за пехотой. Он вышел вперед, держа гранату в руке.

— Ты зря, товарищ механик, по поводу моей противотанковой подковыриваешь. Танков, это верно, у немцев против нас меньше стало. Но я ее донесу, — он потряс гранатой перед собой. — И если использовать не доведется, то в Берлине брошу самому Гитлеру под задницу. Это оружие испытанное.

— Да я — ничего, — пожал плечами Ситников, разглядывая медаль на груди пехотинца.

Замолчали. Николай задумчиво посматривал на бойцов и, жалея, что беседа может прекратиться, предложил:

— Давайте еще закурим. Миша, — обернулся он к стреляющему Пименову, — выдай-ка нам еще коробочку хороших.

Стреляющий слазал в башню и достал папирос. Снова все задымили. Сержант-сталинградец спросил, прикуривая от спички Николая:

— В сводке Информбюро об этом городе еще не сообщали?

— Нет. Завтра сообщат.

— А вы здесь третий день?

— Четвертый, — ответил Юрий. Ему очень хотелось принять участие в общем разговоре. Он показал на разбитые немецкие машины, разбросанные вдоль всей улицы. — А эти вчера к нам сюда нечаянно заехали.

— Это что, уже Германия считается?

— Германия.

— Польша, — поправил Юрия Николай. — До Одера — все Польша. Вот Одер форсируем, до него двадцать четыре километра осталось, — то уже Германия.

— Неметчина? Двадцать четыре километра? — переспросил какой-то пехотинец.

— Гитлерляндия, — усмехнулся сержант.

Николай увидел, как все бойцы придвинулись ближе. По глазам было ясно, что речь зашла о самом значительном. А Юрий упрямо повторил:

— По немецким картам это уже Германия.

— А мы как раз и пришли для того, чтобы здесь перестали жить по фашистским картам, — сказал Николай, чуть глянув на Юрия.

— Это дело не наше. Мы Германии отомстим — заставим ее капитулировать, а там поляки и немцы сами в своих государствах будут разбираться.

— Сами-то — сами. Но, извините, товарищ лейтенант, боец правильно говорит, — сталинградец показал на Николая. — Нам интересно, чтобы тут в Европе народы самостоятельно жили, не обижались никем насчет границ. Никакого фашизма снова разводить мы тут не позволим.

— Точно! — подтвердил Николай. — И капитализма не должно быть.

— Что ж, ты хочешь здесь революцию делать? — усмехнулся Юрий.