Я твоя черная птица

Самое удивительное, что он действительно был прав, но только в отношении меня. Я могла бы при большом желании выглядеть еще моложе, но это было бы слишком вызывающе. Но то — я, я вообще бессмертна. Веторио же говорил обо всех женщинах сразу!

— Ты с какой луны свалился? — спросила я, и, видимо, слишком иронично, потому что ему сразу расхотелось со мной откровенничать, я поняла это по его лицу.

— Да будет вам известно, — усмехнулся он, — что я работал в дамском салоне и только тем и занимался, что делал женщин красивыми. Прически, примочки, натирания, компрессы, массажи и еще масса всяких процедур, о которых вы тут в глуши и понятия не имеете. Я до сих пор не могу смотреть на женщин иначе, как на своих клиенток, и из каждой могу сделать конфету, а из тебя и подавно… Теперь всё понятно? Тогда давай искать костюм.

Я хотела встать, но поняла, что сердце мое такое сжатое и такое тяжелое, точно камень на шее, и подняться мне не даст. Даже дышать было трудно.

— Начинай вон с тех сундуков, — сказала я с усилием и закрыла глаза, мне надо было хоть на несколько минут остаться наедине со своими мыслями.

Когда я открыла глаза, Веторио сидел передо мной на корточках в мятом бархатном камзоле и берете, изъеденном молью.

— Тебе плохо, Веста?

— Нет, — сказала я, приходя в себя, — что ты тут на себя нацепил? Снимай быстро, это не из той эпохи.

Мы вместе подошли к раскрытым сундукам.

— Это всё не то, — сразу поняла я и с сомнением посмотрела в заваленный огромными ящиками угол, — боюсь, нам придется забраться вон туда, лет на семьдесят поглубже.

— В чем же дело? — удивился Веторио.

И на моих глазах совершенно спокойно сдвинул неподъемный ящик со старыми медными подсвечниками. Потом он его отнес в другой угол, чтобы не мешался, и вернулся, даже не запыхавшись и как всегда в прекрасном настроении.

— Это всё разбирать?

Я смотрела на него и тупо соображала, как ему это удается? Он походил скорее на танцора, чем на атлета, но, тем не менее, даже Конрад не смог бы этого сделать.

— Ты что так смотришь? — удивился Веторио.

— Как?

— Как будто я весь зеленый в желтую полоску.

— Тебе не тяжело?

— Да нет.

— Эти ящики неподъемные. Для одного человека во всяком случае.

Мне показалось, он растерялся на какую-то секунду, но потом, кажется, нашел объяснение.

— Я просто знаю, что выпить. Это женское средство. Для омоложения. У меня еще осталось…

Не очень-то я ему поверила, но продолжить разговор нам не пришлось. В приоткрытую дверь заглянула Кьель и испуганным голосом стала меня звать.

— Веста! Веста! Ты здесь?

— Что случилось? — очнулась я от своих грез.

Она подошла и с ужасом на лице сообщила.

— Там твоя Сонита. Ее охотники нашли на болоте…

— Она жива?

— Ты что! Она вся расцарапана когтями, как будто медвежьими! И голова проломана… Бедная Сони…

— Что же она делала на болоте? — проговорила я, качая головой.

— Она и не собиралась туда, на ней даже сапог нет, только туфли домашние.

Мы обе потрясенно молчали.

— А не маленькая у вас тут птичка! — сказал за моей спиной Веторио, и меня от этих слов передернуло.

— Замолчи! — обернулась я к нему, — хватит того, что ты солгал в прошлый раз! Какая может быть птица?!

— Та, которая утащила бедную Сониту прямо со двора на болото. Ничего себе!

Я ему не ответила, отвернулась и взяла всхлипывающую Кьель за руку.

— Пойдем, посмотрим.

Сонита лежала во дворе на телеге, прикрытая чьим-то плащом. Вид у нее был ужасен, вся она, бедняжка, была в грязи и расцарапана в кровь. Голова проломана в темени острым камнем, если не клювом, на лице застыл ужас.

Я накрыла тело с головой и отвернулась. Я ненавидела эту птицу и я была бессильна перед ней! Обида, отчаяние, злость и безысходность нахлынули на меня разом, как бы я им и не сопротивлялась. Белый свет померк.

— Отвезите ее в деревню к отцу, — сказала я, — денег на похороны я дам.

Рядом со мной оказался Итрасио, он преградил мне дорогу.

— Ну что? Ты опять будешь утверждать, Веста, что нет никакой черной птицы?

— Не буду, — сказала я, — но что толку? Ее ничем не остановишь, эту бестию! На нее не устроишь охоты или засады. Ее ничем не проведешь и не заманишь в ловушку. И ничем ее, проклятую, не убьешь. Она неуязвима, понятно?!

7

После обеда солнце уже не светило в мои окна, и все комнаты погружались в блаженную прохладу и полумрак. Я ходила из угла в угол, от стены к стене и пыталась разобраться, что со мной творится. Я пыталась понять, что преобладает во мне сейчас: рассудок, любовь, ненависть, обида?.. И вдруг осознала, что это страх. Я поняла, что я боюсь. Всего: завтрашнего дня, себя, своих эмоций, своих желаний. И поняла, что прежнего покоя у меня не будет уже никогда. Вулкан проснулся.

Странный сон о белом городе, убитый не рожденный ребенок Леонарда, отчужденность Конрада, растерзанная Сонита, непонятный и недоступный как прошлогоднее лето Веторио, — этого оказалось слишком много для одной несчастной старухи, которая только кажется строгой и рассудительной. А на самом деле она влюбчива, как девчонка, труслива, как серая мышь, и жалостлива до слюнтяйства!