Я твоя черная птица

И он указал на стену, где был портрет мой прабабушки в молодости, так похожий на меня саму.

Всё это было безумно давно, еще не столкнулась я на лестнице с недавно овдовевшим бароном, и не спросил он меня, не я ли внучка ключницы Исидоры. Я сказала, что я правнучка. Потом я чувствовала, как он провожает меня взглядом, и трепетала от волнения. Я поняла, что всё это неспроста.

Я тогда радовалась своему бессмертию, всё складывалось как в чудесной сказке, и мне безумно хотелось в этой сказке жить… А потом я стояла над его могилой, обнимала маленького Вильгельма, его сына, и поклялась, что буду жить для этого мальчика и никогда, ни за что не пущу его на проклятый утес.

Вильгельма я уберегла от такой смерти и успокоилась. И не заметила, как вырос новый барон Карсти. Филипп.

5

Я ждала Конрада, а явился Леонард, растрепанный, возбужденный и какой-то хищный. Он никогда не вставал так рано, и я решила, что он вообще не ложился.

— Нет, как тебе это нравится?! — начал он прямо с порога, — ну что ты сидишь, Веста?! Объясни мне хоть что-нибудь!

— Успокойся, — сказала я, почти силой усаживая его на диван, — не кричи, а то слуги сбегутся.

— Плевал я на слуг…

— Что случилось?

— Что?! Родной брат бродит как тень по замку и ни с кем не разговаривает! Я хочу знать, что это значит, черт возьми!

— Потерпи, может быть, он сам потом объяснит. На всё теперь его воля.

Леонард посмотрел на меня растерянно, как когда-то в детстве.

— Он не может презирать меня настолько… я кое-что значу в этом замке, и третья часть наследства всё равно моя.

— Не бойся, разве ты не знаешь Конрада? Ничего отбирать у тебя он не будет, и на жену твою не посмотрит, и гостей твоих не разгонит.

— Да разве в этом дело, Веста! Как тебе это нравится: я иду к нему навстречу с распростертыми объятьями, а он разворачивается и идет в другую сторону! Это же невиданная наглость! Он может всего меня лишить, но объясниться со мной он обязан!

— Не спеши на него сердиться, мой мальчик. Конрада не было пять лет, кто знает, что с ним произошло за это время, и что он думает обо всех нас.

— Вот я и хочу, чтобы ты пошла к нему и узнала, что он там думает. От тебя-то он не отвернется.

— Ошибаешься. Вчера он уже сделал это. Разве Веторио тебе не сказал?

— От Веторио можно узнать только новый анекдот.

— Надо же…

Мне ничего было не понятно, я плохо спала ночью, всё утро пробегала, следя за уборкой парка и за подготовкой зала к вечернему пиру, голова моя болела, ноги ныли от усталости, и на сердце было невыносимо тяжело. Я тихо гладила густые и взъерошенные волосы Леонарда, а он уткнулся лицом мне в живот как олененок.

— Ты одна меня любишь, Веста.

— Не переживай так, Лео, ничего же еще не случилось. Ничего плохого Конрад не сделал, за исключением того, что никого не желает замечать. Давай оставим его в покое, раз ему так хочется, и будем веселиться. У нас же гости, и пир на носу. Или зря я так старалась?

— Ты права, няня… у нас гости, и мы будем веселится!

Леонард поднял ко мне лицо и натянуто улыбнулся.

— Дай-ка я тебя все-таки расчешу, — сказала я, — мне давно надоело, что ты ходишь такой лохматый.

— Ну, попробуй, — разрешил он великодушно.

Я нашла самую крепкую расческу. Он не сопротивлялся и напоминал теперь добродушного пса, хотя нрав у него был отнюдь не добродушный. По старой привычке я одновременно поправляла ему кружева на воротнике и застегивала пуговицы.

— Я уже забыл, когда ты меня одевала, — сказал он, лениво откинувшись на спинку дивана, — хорошо быть ребенком!

— Тебе никогда не нравилось быть ребенком, — заметила я, — ты непременно хотел вырасти.

— Это потому что я — младший. Филипп был слишком умным, Конрад — слишком сильным, а я только путался у них под ногами. Третий сын барона Вильгельма, смешно сказать! Почти что никто… Когда они оба канули, один пропал, другой разбился, я вдруг понял, что теперь я один. Один! И у меня даже голова закружилась от сознания собственной значимости!

— Никогда не смей так говорить, слышишь? Тем более мне.

— Да что теперь говорить! Явился Конрад и даже ни слова не говоря дал мне понять, кто я есть… мне кажется, я его боюсь, Веста.

— А вот об этом никому не нужно знать, Лео. Ты должен ходить и улыбаться, как будто ничего не случилось.

— Ты права, надо улыбаться.

Леонард подошел к зеркалу, ослепительно улыбнулся, но потом скорчил недовольную гримасу. Скрывать свои эмоции он не умел.

— А что Корнелия? Она его видела?

— Нет, она уже поднялась к себе, когда он появился, — сказала я уверенно, и чтоб уйти от скользкой темы, решила на него немного поворчать, — и хочу тебе заметить, мой дорогой, что вел ты себя вчера отвратительно.

— Вот как?

— Да так. С Веторио ты можешь обращаться, как вздумается, но про то, что Корнелия сидит рядом, ты же должен был подумать!

— Мне надоела эта надменная кукла, пусть оскорбляется сколько ей угодно!

— Она все-таки твоя жена.

— Вот именно. Пусть сидит у себя и вышивает платочки, раз она такая порядочная!