Марк дрогнул, а я поняла, что мы точно попали. Светлый не сможет так просто взять и выйти отсюда, не причиняя добро. На меня потянуло эмоциями. Он чувствовал себя виноватым, терзался сомнениями, чуть не плакал.
Угомонись, самый лучший во всем этом мире мужчина. Это тебе только кажется, что свершив брачный обряд, ты втянул дуру-Илону в трагическую авантюру.
Наивный. Усаживаясь в автобус, отправлявшийся в Петербург на свидание с неизвестным мне другом, я сделала выбор. И после, тогда, в домике на берегу. Ты честно меня отговаривал, помнишь? Я сама сделала выбор. И до сих пор о нем не жалела. Ну... почти. Моя маленькая истерика не считается.
Подумала и потянула кота в треугольную комнату. Там место еще оставалось между углами у круга. Тем более, что Гетлимы как раз... обнажались, явно готовясь к решительному ритуалу.
И увидеть нам это пришлось, деться некуда. Мамочка дорогая, как мне это могло все понравиться? Август тело Славкино подкачал, он даже в плечах стал значительно шире, но эта тонкая белая безволосая кожа, напоминающая шпорцевую лягушку, эти мослы...
Коту очень нравились мои мысли, он едва не мурлыкал, распластавшись вдоль стенки зеркального треугольника и толчком головы уронив меня к себе на спину.
А несуразные голые два человека молча старались вообще не смотреть друг на друга.
Дверь беззвучно за ними закрылась.
Я никогда не страдала клаустрофобией, но стало не по себе.
Зачем мы здесь с ними? Ах, да! Я же «Зеркало». Будут все портить и отражать, раз уж процесс этот магический, а никакой не технический. Надо на пакость настроиться.
Лера представлю себе.
50. Зеркальный кошмар
Лучше бы не представляла. Бессмертные — к неудачам. Так себе и запишу, если выживем, в чем с каждой минутой я сомневалась все больше.
Голые мимикримы с сосредоточенным видом достали откуда-то большой черный ножик и резали руки друг другу.
Сначала старался мой бывший. Или тот, кто им так успешно и долго прикидывался. Потом его тайная женская суть с видимым удовольствием долго кромсала запястья ему. Кровь капала на белый пол комнаты, разливаясь там яркими пятнами. Уже через несколько минут все стены и потолок пестрели алыми каплями крови.
Кровь, кровь, снова кровь.
Марк нервничал. Его хвост бился в ладони, как бабочка в банке.
Августа присела на корточки, разглядывая получившийся дикий узор, и расклячившись на испачканном кровью полу, выглядела как шпорцевая лягушка в аквариуме. Голые белые лапки, обвисшая грудь и пустой жадный взгляд голодного земноводного. В довершение общей картины она обмакнула дрожащие пальцы в стремительно подсыхавшую кровь на полу и с удовольствием их облизнула.
Я содрогнулась, выдохнув громко. Гётлимиха оглянулась.
— Что ты стоишь? — прошипела, все так же сидя на корточках у стены и пошире расставив колени. — Ритуал позабыл?
— Смотрю на тебя и раздумываю, знаешь ли...
— Даже не думай. Кровь моя здесь пролита, назад пути нет. Дверь ты не откроешь. Магия возвращается.
— Хватит слов, начинай! — вдруг нервно рявкнул Гётлим. Он стоял у тех самых дверей, которые больше заперты магией и разглядывал очень внимательно нашу зеркальную стену.
Что-то заметил? Я вжалась в Кота, всей кожей чувствуя его напряжение. Марку не было страшно. Эмоции мужа походили на сжатую до упора пружину. Готовность к решающему прыжку, когда слабости в сторону.
Августа еще раз макнула палец с длинными грязными ногтями в лужу крови на полу, уже точно не белом и принялась медленно выводить на зеркальной стене те самые, мне неизвестные знаки.
Гётлим сделал шаг вправо, наклонился (тут я закрыла глаза, не найдя в себе сил так откровенно рассматривать его голую задницу), и по стене с дверью повел строку знаков от заставленного колбами угла и зеркально,
уже в нашу сторону. Каждая завитушка им выписывалась аккуратно, сосредоточенно, долго. Как только сложная композиция из ломких линий и загогулин логически завершалась, то в ту же секунду она засыхала и «гасла». Кровавые знаки становились пронзительно-черными, словно сгорали.
Один, два, пять, десять. Дойдя до углов по сторонам «нашей» стены, оба они развернулись и повели строку знаков обратно. Крови меньше не становилась, она продолжала стекать по запястьям болезненно-бледных уже мимикримов. Этих тел им обоим не жалко.
Или тела. Моему бедному воображению не хватало ресурсов представить длинную череду похищенных образов и способностей. Где их истинное начало?
Очень скоро обе стены были исписаны кровью почти до самого потолка. Оставалась лишь наша. Интересно, Марк случайно так ее выбрал удачно или знает подобные ритуалы? Что за глупости лезут мне в голову? Это со страху, похоже.