— Кирьяна убили? Марк сказал, что все были уверены в том, что он умер, — я старалась допрашивать ее мягко, спокойным и ласковым тоном, буквально молясь, чтобы Маруся сейчас не приперлась обратно со своей шоколадкой и чаем.
— Убили. Я сразу почувствовала его смерть. А потом пришел он и мне все рассказал. Деньги... У нас были его сбережения и немалые. Кирьян и меня, и сына прекрасно обеспечивал. Но тот... Он явился наутро, ужасно испуган и ранен. Сказал, что уже попытались убить и его, забрал все наши деньги и тут же уехал.
Потрясающе. Не семейная драма, а плохой телесериальный сценарий. Отчего же я плачу?
— А потом? — я сглотнув слезы спросила. — Он давно появился опять?
— Да. Как только сын ушел в Инквизицию. Приходил каждый день, нежный, ласковый, страстный. Разговаривал, он со мной разговаривал. Не как с мебелью в доме, как с женщиной. Самые счастливые дни в моей жизни.
Так. Вот тут у меня арифметика пробуксовывает. Когда «каждый день», начавшиеся как минимум с десяток лет назад, то период должен сложиться в годы? А у нас в сумме дни? Она не может не уметь считать. Работая на метеостанции, человек ведет жизнь по часам, свой режим. Очень странно. Я пристально всматривалась в лицо женщины-пумы. Она медленно, но ощутимо бледнела. Нам нужно спешить. Говоря откровенно, у меня у самой силы заканчивались и стремительно.
— Что ему нужно? Почему вас пытались убить? Зачем им нужна была я?
— Он не может уйти, — она вдруг громко и хрипло закашлялась. — В Сумерки его проведет только Зверь. Он это мне говорил много раз, а я все не понимала. В Сумерках выход, — тонкая струйка крови соскользнула с ее бледных губ, стремительно побежав по подбородку. Я подскочила, ринувшись к женщине, она быстрым жестом меня остановила, продолжая. — Они пришлю сюда, в наш мир. Они здесь чужие и выйти не могут. Ты нужна им как щит.
— Вы умираете, — я сказала уверенно, остро вдруг ощутив громкие шаги ее смерти. — Дайте руку. Я вытащу вас.
— Нет, — отодвинулась, мне прикасаться к себе не давая. — Я никому не нужна.
— Я беременна! — вот и мой аргумент.. Придется ходить с козырей, как извозчик, никаких больше тайн и секретов. Мария в ответ замерла. — Скорее всего, срок еще маленький. Если у нас с Марком получится, я клянусь вам дать право любить. Этот ребенок не должен родиться, фактически я бесплодна. Снова мы преодолеваем природу и все ее законы. Ему нужна помощь. Ваша, Мария. Вы его род. Протяните ему свою руку. Ваша боль и ваша любовь могут помочь сотворить это чудо, я знаю. Мама, дай мне свою руку.
Откуда взялись эти слова? Почему я их произнесла так уверенно? Откуда вообще я взяла, что смогу разорвать круг смертельного заклинания?
Тонкие, почти что прозрачные женские пальцы. Руки, видевшие много работы, но не знавшие никогда простой ласки, не чувствовшие настоящей силы дружеской руки, протянутой своевременно. Соприкосновение пальцев. Я закрыла глаза и увидела черные дыры заклятья. Страшные, зияющие язвами плоти. Я не боюсь. Это не я. Ведь у меня есть оружие, против которого все это пыль и иллюзии.
Моя любовь. Сильная, как ярость полуденного летнего солнца, она уже выжигала остатки темного колдовства. Солнечным ветром сдувало проказу убийства. Фух! И ничего больше не было.
Открыла глаза, улыбнулась окаменевшей Марии. Дверь в палату с грохотом растворилась, на пороге стоял очень бледный и перепуганный Марк. С шоколадкой в руке. Он секунду смотрел на меня, потом почему-то рванулся вперед и подхватил крепко на руки, плотно прижав к широченной груди.
— Приоделась? — прямо в ухо мне муж прорычал. — Мы все-таки нашу свадьбу сыграем. С фатой, тамадой и большой пьяной дракой.
— Да... — я вяло ему улыбнулась, с самого края сознания окончательно ускользая. — А зачем?
— Чтобы ты точно до нее дожила. Согласись, это повод.
Конечно же, я согласилась. Хотела ему это даже сказать, но тут мир мой перевернулся, задергиваясь черными занавесками.
Кажется, это был обморок. Что-то я с ними опять зачастила.
21. Процедуры 18+
Я согласна.
Ради такого лечения могу падать в обмороки часто и даже надолго.
И против совсем ничего не имею.
И просыпаться согласна вот так — каждое раннее утро. Всегда, всю свою жизнь.
Сухие горячие руки, такие родные и нежные. Такие надежные. Они трепетно гладили голую кожу, поглаживали, растирали. И меня это не смущало. Когда я успела стать настолько бесстыдной? Плохое влияние оборотней.
Запах. Острый запах цедры, почему-то еловых опилок и камфоры. Убойное сочетание, мне сразу понравилось.
Скольжение. Минуты спустя появилось скольжение. Гладкое, маслянистое. Обволакивающие движения крупных и крепких ладоней. За ними хотелось тянуться, течь длинной волной, скользить вместе с ними, просачиваясь сквозь пространство и время.