Я, ты, он и телефон

На работе я старался быть совсем другим человеком. Хоть и доброжелательным, но недоступным, в непробиваемой броне. И она говорила мне по телефону обо мне, разбирала меня по косточкам, тонко и точно анализируя каждый мой шаг, каждый жест, каждое выражение лица. Правда, я часто сам провоцировал ее на такие разговоры, но в последнее время все чаще и чаще чувствовал, что моих усилий не требуется, она сама заводила разговор о Сеймуре Халиловиче. Говорила о нем долго и охотно во время нескончаемых ночных телефонных разговоров с Рустамом. А вот о Рустаме с Сеймуром Халиловичем не говорила никогда. И вообще, о ее телефонной жизни не знал никто.

И я не знал, радоваться этому или грустить; иногда мне казалось, что она не говорит о Рустаме из-за полного равнодушия, и я грустил; иногда же я думал, что она скрывает свои отношения с ним, как что-то глубоко сокровенное, важное и дорогое. Случилась удивительная вещь — какое-то смешение чувств. Будучи Сеймуром Халиловичем, я, представьте, ревновал Медину к ее ночной телефонной жизни. А ночью в телефонном разговоре меня, уже Рустама, раздражали ее бесконечные беседы о Сеймуре.

— Давайте будем с вами на «ты», — сказал я однажды, — ведь мы уже давно знакомы.

— Хорошо. Давай, — услышал я в трубку.

— Будь здорова, спокойной ночи, — сказал я, радуясь как ребенок, что со мной она будет на «ты», а вот с ним на «вы».

И поразился тому, что впервые подумал о себе, о своем другом «я», в третьем лице.

— По-моему, ты уже неравнодушна к нему.

— Откуда знаешь? — ответила она лукаво. — Может, он тоже неравнодушен ко мне.

Я со злостью бросил трубку. И несколько дней не звонил ей. Мое неравнодушие к ней заметила, по-видимому, не только она. И когда мы с ней о чем-то оживленно болтали в коридоре, к нам подошел один из старых сотрудников.

— И не старайся, — сказал он, смеясь, и посмотрел ей в глаза. — Пробовали — не получилось; еще никому не удалось растопить лед сердечка нашей маленькой машинистки.

Мы все трое засмеялись, а потом, когда мы с ним остались вдвоем, он сказал:

— Совершенно непрошибаема. Живет монашенкой. Хранит верность погибшему мужу.

И я узнал, что ее муж был летчиком и несколько лет назад погиб в воздухе.

В тот вечер, поздно уходя с работы, я заметил, что она все еще стучит на машинке. У нее были длинные тонкие пальцы, и, когда она писала на машинке, казалось, что она играет на рояле.

Ночью я позвонил ей, и она сказала мне:

— Ты, оказывается, нехороший. Зачем ты бросил трубку? А вот назло тебе сегодня Сеймур Халилович провожал меня домой.

— Как провожал? — изумился я, и в искренности моего изумления можете не сомневаться.

— А вот так. Я засиделась на работе, было поздно, и он вызвался проводить меня. Он истинный рыцарь.

«Скорее истинный дурак», — подумал я. И в самом деле, она засиделась допоздна, а я и не подумал проводить ее.

Но понял и другое. Понял, что она выдает желаемое за действительное и что, если Сеймур проводил ее, это не было бы ей неприятно. А может, просто хочет позлить меня в отместку за брошенную трубку, хочет заставить ревновать. Следовательно, она ко мне «телефонному поклоннику», тоже относится как-то по-особенному? Я терялся в догадках. Но зато, когда она в следующий раз задержалась на работе, я уже знал, как мне поступить.

Мы шли по пустынным улицам города, и я спросил ее:

— А что вы делаете по вечерам, когда не работаете?

— Сижу дома, — просто ответила она.

— Просто так, — сидите одна-одинешенька?

— Да, но почему просто так. Читаю, слушаю радио.

Неужели она расскажет про радио все то, что говорила мне по телефону? Но она заговорила совершенно о другом, и я был благодарен ей.

— Вот мое окно, — сказала она, показывая на третий этаж.

Мы стояли у ее дома. Она сняла перчатку.

— Может, у вас в подъезде темно. Я провожу вас наверх.

— Нет, — сказала она.

Но я решил идти до конца.

— А может, вы пригласите меня к себе?

— С удовольствием. Но сейчас уже поздно, — посмотрев на часы, сказала она, и я почувствовал, что она начинает нервничать.

— Поздно? Разве вы ложитесь так рано?

— Да нет… — она засмеялась.

— Ну, раз вы не хотите угостить меня чашечкой кофе, то давайте хотя бы пройдемся еще немного.

Она молча пошла рядом со мной, и мы несколько раз обогнули ее дом. Мне так хотелось побывать у нее, посмотреть эту квартиру с гаммами за стеной, увидеть ее приемник, ночную лампу, мягкое кресло у приемника. И может, пригласи она меня в тот вечер, я открыл бы ей свою двойную игру.

Но когда мы еще раз подошли к ее двери, она быстро протянула мне руку.

— Ну, спасибо, Сеймур Халилович, спокойной ночи.

— Учтите, под лежачий камень и вода не течет, — сказал я.

Она засмеялась, повернулась и ушла.

Я прислушивался к звуку ее каблуков на лестнице и вдруг понял, почему она спешила, нервничала, смотрела на часы; она хотела успеть к телефонному звонку. Она ждала моего звонка.