Почему она так с ним поступает? Зачем вызвала в заброшенную промзону и свела с каким-то десятилетним ребенком, хотя знает, что он не умеет общаться с детьми. И избегает их с тех пор, как трагедия разрушила сначала его брак, а потом и его самого.
— И зачем же тебе адвокат? — спросил он, с трудом сглотнув закипающую злость. По крайней мере, эта комическая ситуация обеспечит пищу для веселых разговоров во время перерывов в бюро.
Штерн указал на пластырь у Симона на затылке:
— Из-за этого? Подрался с кем-то на школьном дворе?
— Нет. Не то.
— Что тогда?
— Я убил.
— Прости, что? — Штерн задал этот вопрос после короткой паузы, твердо уверенный в том, что десятилетний мальчик не мог произнести такие слова. В недоумении он вертел головой, переводя взгляд с Карины на ребенка и обратно, словно следил за летающим теннисным мячиком, пока Симон не повторил еще раз. Громко и четко:
— Мне нужен адвокат. Я убийца.
Где-то вдали залаяла собака, и лай смешался с несмолкаемым гулом близлежащего шоссе. Но Штерн не слышал этого, как и тяжелых капель дождя, которые время от времени с глухим стуком падали на крышу машины скорой помощи.
— Ладно. Ты думаешь, что кого-то убил? — спросил он после секундного оцепенения.
— Да.
— Можно поинтересоваться кого?
— Не знаю.
— Ага, значит, не знаешь. — Штерн сухо усмехнулся. — Вероятно, ты также не знаешь, как, почему или где это было, потому что все это глупая выходка, и…
— Топором, — прошептал Симон.
Но Штерну показалось, что мальчик это прокричал.
— Что ты сказал?
— Ударил топором. Мужчину. По голове. Больше я ничего не знаю. Это было давно.
Роберт нервно моргнул.
— Что значит — давно? Когда это произошло?
— Двадцать восьмого октября.
Адвокат посмотрел на указатель календарных чисел на своих наручных часах.
— Это сегодня, — раздраженно отметил он. — А ты сказал, что это случилось давно. Как тебя понимать? Ты должен определиться.
Если бы Штерну на перекрестных допросах всегда встречались такие удобные свидетели. Десятилетние дети, которые уже на первых минутах начинали путаться в показаниях. Но эта мечта продлилась недолго.
— Вы меня не понимаете. — Симон печально покачал головой. — Я убил мужчину. И именно здесь!
— Здесь? — эхом вторил Штерн, растерянно наблюдая за тем, как Симон осторожно протиснулся мимо него, вылез из машины скорой помощи и с любопытством осмотрелся. Штерн проследил за его взглядом, который задержался на полуразрушенном сарае для инструментов в ста метрах, рядом с небольшой куртиной деревьев.
— Да. Это было здесь, — удовлетворенно заверил Симон и взял Карину за руку. — Здесь я убил мужчину. Двадцать восьмого октября. Пятнадцать лет назад.
2
Роберт выбрался из машины скорой помощи и попросил Симона немного подождать. Потом грубо схватил Карину за запястье и отвел на три шага назад, к багажнику своего лимузина. Дождь теперь едва моросил, но стало темнее, ветренее и, в первую очередь, холоднее. Ни Карина в ее тонком халате, ни Роберт в своем костюме-тройке не были одеты по погоде. Но, в отличие от него, Карина не выглядела озябшей.
— Один вопрос, — прошептал он, хотя на таком расстоянии Симон никак не мог его услышать. Ветер и монотонный шум автострады поглощали все остальные звуки. — У кого из вас двоих поехала крыша?
— Симон — мой пациент в отделении неврологии, — ответила Карина, как будто это могло что-то объяснить.
— Ему больше подошло бы психиатрическое, — прошипел Штерн. — Что это за ерунда с убийством пятнадцатилетней давности? Он не умеет считать или просто шизофреник?
Роберт открыл багажник с помощью ключа-пульта дистанционного управления. Одновременно включил свет в салоне, чтобы хоть что-то видеть в дождливом сумраке.
— У него опухоль головного мозга. — Карина сложила большой и указательный пальцы в кольцо, чтобы продемонстрировать размер опухоли. — Врачи дают ему несколько недель. Или даже дней.
— Господи, это от нее такие побочные эффекты? — Штерн достал из багажника зонт.
— Нет. Это я виновата.
— Ты?
Он поднял глаза, переведя взгляд со своей руки, в которой держал новую дизайнерскую вещицу с непонятным принципом работы. Штерн даже не смог найти кнопку, чтобы раскрыть зонт.
— Я же сказала, что напортачила. Ты должен знать: этот малыш очень смышленый, невероятно впечатлительный и удивительно эрудированный для своего возраста, что граничит для меня с чудом, учитывая, из какой он семьи. Когда ему было четыре, его забрали у неблагополучной матери. Из абсолютно запущенной квартиры — нашли умирающим с голоду в ванной рядом с дохлой крысой. Потом он попал в приют. Там на него обратили внимание, потому что мальчик охотнее читал энциклопедию, чем бесился с ровесниками. Воспитатели считали нормальным, что у ребенка, который так много думает, постоянно болит голова. Но затем у него в мозгу обнаружили эту опухоль, и с тех пор, как Симон попал в мое отделение, у него нет никого, кроме медперсонала. Вообще-то у него есть только я.
Карина все-таки озябла, потому что у нее начали дрожать губы.
— Не понимаю, куда ты клонишь.