Я – убийца

Он снова вздрогнул, поразмыслил, куда положил свой гарпун, который держал на случай самообороны, и решил, что сошел с ума, когда услышал крик:

— Эй! Ты дома?

Хотя было невозможно поверить, что знакомый голос принадлежит этому обезображенному лицу, факт оставался фактом: парень снаружи не чужой. Наоборот.

Старик прошаркал из маленькой кухни к заднему входу летнего домика.

— Ты опоздал, — недовольно сказал он, наконец открыв заклинившую дверь. — Как всегда.

— Прости, папа. — Изуродованное лицо приблизилось. Мужчина волочил одну ногу, а верхняя часть его тела была странно напряжена.

— Что с тобой случилось? Ты что, попал под автобус?

— Хуже.

Роберт Штерн прошел мимо своего отца в гостиную и не поверил собственным глазам.

29

— Что ты здесь делаешь? — успел лишь спросить он, прежде чем пол неожиданно поехал у него под ногами.

Последнее, что он услышал, был резкий крик, за которым последовал звон разбившегося фарфора. Потом Штерн обмяк и рухнул прямо рядом с осколками кофейной чашки, которую женщина от испуга выронила из рук при его появлении.

Через некоторое время придя в себя, он не знал ни где находится, ни почему Карина склонилась над ним с широко раскрытыми от ужаса глазами. Вьющаяся прядь ее длинных волос щекотала, как перышко, его лоб, и Роберт мечтал о таких нежных прикосновениях по всему телу. Но как только он напряг шею, чтобы приподнять голову, вместе с болью вернулись все неприятные воспоминания.

— Симон? — прохрипел он. — Ты знаешь…

— В безопасности, — сдавленно прошептала она. Слеза скатилась по ее бледной щеке. — Я разговаривала с Пикассо. Они посадили охранника перед его палатой.

— Слава богу.

Штерн вдруг задрожал всем телом.

— Который час? — Он услышал, как в кухне засвистел чайник. Это хороший знак. Если его отец все еще занимается чаем, обморок был коротким.

— Почти половина девятого, — подтвердила его догадку Карина.

Он наблюдал, как она провела по глазам тыльной стороной кисти. Потом взяла нож, который уже держала наготове, и двумя быстрыми ударами освободила его от наручников.

— Спасибо. Ты слышала что-нибудь от Софи? Как дела у близнецов? — Его язык, казалось, опух до размера теннисного мячика.

— Да. Она прислала мне эсэмэску. Кто-то из соседей видел нас сегодня утром и сообщил в полицию. Они как раз обыскивают ее дом.

Штерн немного расслабился. По крайней мере, дети вне опасности.

— Нам нельзя здесь оставаться.

Роберт замер, когда увидел, как серо-зеленые тапочки приблизились и остановились у его головы. Он стиснул зубы, вжался ладонями в истертый ковер на полу и приподнялся на руках.

— Конечно, опоздал и сразу уходит. — Георг Штерн нахмурился, услышав последние слова сына. Он вошел в комнату с пузатым чайником и с яростным грохотом опустил его на металлическую подставку. — Честно говоря, меня это нисколько не удивляет.

— Ты ничего ему не рассказала? — спросил Роберт Карину, которая выглядела не лучше его. Кроме того, от нее несло, как из привокзальной забегаловки.

— Только то, что мы в затруднительном положении и нам нужно где-то спрятаться.

— Но откуда ты знала, что?..

— Да. Затруднительное положение, — зло перебил его отец. — Все как обычно, Роберт? Будь у тебя повод для празднования, ты бы вряд ли ко мне пришел.

— Простите, пожалуйста…

Штерн подтянулся, держась за деревянную скамью, когда Карина угрожающе встала перед его отцом.

— Разве вы не видите, что с вашим сыном что-то случилось?

— Конечно. Очень хорошо вижу. Я же не слепой, милая. В отличие от него. Он, похоже, не видит, что перед ним стоит не дурак.

— Что вы имеете в виду?

— А то, что существует телевидение. Вы, наверное, держите меня за слабоумного старика, но я узнаю своего мальчика, когда о нем сообщают в вечерних новостях и называют сбежавшим преступником. Кроме того, у меня о нем несколько раз допытывался некий комиссар Брандман. И лишь вопрос времени, когда он здесь появится. Поэтому Роберт, в порядке исключения, прав, когда говорит, что вам нельзя здесь оставаться.

— Тогда я не понимаю, почему вы так грубо с ним обращаетесь, если знаете, через что он прошел.

— Это же яснее ясного, деточка. — Отец хлопнул в ладоши. — Конечно, я знаю, что у него неприятности. Уже десять лет, а сегодня к этому добавилось еще несколько проблем. Но что я должен делать? Роберт не разговаривает со мной. Постоянно заходит и болтает о погоде, Бундеслиге или моих врачах. Мой собственный сын относится ко мне, как к чужому. Не подпускает к себе. Даже сейчас, когда крайне нуждается в моей помощи…

Штерн увидел влажный блеск в мутных глазах своего старика, когда повернулся к нему.

— Я даже обижаю тебя, парень. Каждый раз, когда мы разговариваем или встречаемся. Но ты остаешься равнодушным. Мне не удается тебя зацепить. А так бы хотелось…

Он кашлянул, чтобы прочистить горло, и снова обратился к Карине, которая с потерянным видом стояла посередине низкой комнаты.

— Но, может, у вас получится, юная дама. Я сразу понял, что у вас есть напористость. Три года назад вы приезжали сюда с Робертом и уже возражали мне, когда я болтал ерунду. И сейчас делаете то же самое. Мне это нравится.