Я убийца

Через пятнадцать секунд он увидел в зеркале медленно въезжающий во двор черный джип.

– Теперь все ясно, – облегченно вздохнул Юрий. – А то мне показалось, что нас… кто-то преследует.

И он резко дал по газам!

Машина рванулась, Лику прижало к спинке сиденья.

– Пристегнись, – мило улыбнулся Гордеев. – И не волнуйся, пожалуйста. Это у меня по работе. Иногда попадаются очень нервные клиенты.

– Давай остановимся и спросим. Что ему нужно?

– Ты шутишь? Мне ничего не нужно от них. Совсем ничего. Только от тебя! – Гордеев с лихого разворота влетел в узкий проезд автостоянки с ракушками, пропетлял немного по тесным закоулкам, остановился.

– Одно мгновение. Надо использовать наше преимущество в габаритах.

С этими словами он достал длинную и толстую монтировку из багажника. И, поддев ближайшую ракушку, приподнял и убедился, что там внутри ничего нет. В два мощных нажима рычагом монтировки Гордееву удалось сдвинуть ракушку в узкий и без того проезд, совсем перегородив дорогу.

– А мы как же? – удивилась Лика.

– Мы приехали. – Снова взревел мотор. – Через мгновение будем в одиночестве.

То и дело выворачивая руль до упора то вправо, то влево, они выбрались из западни автостоянки и, выезжая на дорогу, видели издалека, как мощный и широкий джип, натужно ревя, толкался между ржавыми ракушками.

– Потом он еще минут двадцать будет задним ходом назад выбираться, – злорадно усмехнулся Юрий. – А мы уже приехали.

Войдя в дом Гордеева, Лика тут же, не обращая внимания ни на что вокруг в крошечной квартирке Гордеева, разделась и моментально повалилась на диван.

Сегодня в холостяцкой постели Лика оказалась совершенно иной, чем раньше. Не такой покорной и ненасытной, как в машине, не такой грубой и страстной, как на столе в гримерке. Нежная и робкая, ласковая киска.

От нахлынувшей любви сердце Гордеева обливалось горячей кровью, глаза увлажнились.

Он неистово ласкал Лику, и она под его руками и поцелуями будто расцветала, открывалась, как бутон, превращалась в цветок нежности и любви.

Наконец-то оказавшись в удобной домашней обстановке, Юрий смог дать волю и своему желанию, и своим возможностям…

Утомленная Лика уже несколько раз, отстраняясь, пыталась отдохнуть, но Юрий, успокаивая ее легкими ласками и незаметными поцелуями, ненароком снова оказывался все там же, меняя только позы.

– Невозможно оторваться, – извиняющимся голосом шепчет Гордеев, – у тебя такое тело… Это что-то колдовское. Кожа излучает невыносимое поле. Магнитное. Оно меня тянет, лишает воли, оставляя только одно-единственное – желание тебя. Я тебя люблю, милая моя, родная. Ты – моя единственная женщина. Никого и никогда не будет у меня, кроме тебя… Потому что я тебя, только тебя люблю.

– Да, – постанывала Лика с закрытыми глазами, – да, мой милый. Еще… Я хочу тебя. Еще… Давай попробуем вот так.

Она выгнулась сбоку, спиной к нему и приподняла ногу, приглашая его сзади.

Но Гордеева эта поза почему-то мгновенно охладила.

Она напомнила ему те бесстыдные порнографические кадры, которые он смотрел с мужем Лики на киностудии. Именно так белобрысый эсэсовец Кассио пытался трахнуть упирающуюся и вырывающуюся Дездемону.

– Милая, милая моя, – Юрий нежно поцеловал Лику в закрытые глаза. – С тобой так хорошо. Ты – моя половинка. Я чувствую себя воссоединенным со своим вечным естественным. Со своей природной половиной.

– Потому что ты самец, – выдохнула Лика, отваливаясь на подушки.

– А ты кто? – ласково улыбнулся Юрий, склоняясь над ее раскрасневшимся лицом. – Ты же моя самка.

– Я, – уверенно и спокойно произнесла Лика, – прежде всего актриса. А уж потом самка и все остальное.

– Да, ты действительно актриса! Прежде всего. Это точно. Я видел тебя в сцене с Кассио. Твой законный супруг любовался, а тут и я ненароком подоспел.

– Он специально тебе показывал.

– Зачем?

– Чтобы посмотреть на твою реакцию. Чтобы сбить тебя с точки равновесия. Да мало ли еще зачем!

– Неужели он может спокойно наблюдать за реакцией человека, который смотрит, как какой-то белобрысый пацан трахает его собственную жену?! Я уж не говорю о том, что нормальный мужик не смог бы подставить собственную жену на такую роль! Чтобы самому снимать, как кто-то… И выбирал, наверное, актеров! Он их без трусов осматривал?

– Да.

– Так он?.. – догадался Юрий. – Так он – голубец? То-то же он и тему такую животрепещущую вытащил из замшелого старикана Шекспира!

– Увы. Ни в малейшей степени. – Лика открыла глаза и повернулась к Юрию. – Чего нет, того нет.

– Тогда, наверное, он сам тебя, как Отелло… Ревновал, ревновал, да и решил снять. С перебором. До полного отрицания! Чтоб до отвращения! Такая причудливая экранная месть. Раз ты хочешь мне изменять – так получи! И захлебнись в своем чудовищном разврате! Так?

– Почти угадал. Но только в сравнении его с Отелло. Эта тема, тема ревности, его заинтересовала. Как непонятное чудо, как экзотика! Он начисто лишен чувства ревности.

– Как?

– Вадик – воплощение анти-Отелло!

– Как это?