Я - убийца

– Андрей Андреевич, в группе конфликт. Вы как благородный человек и известный, признанный мастер-кинематографист на чьей стороне?

– Молодой человек – мухи отдельно, котлеты отдельно. Конфликт у киногруппы с Татьяной Федоровной. По поводу невыплаты заработанных сребреников. А у режиссера с продюсершей – борьба за капитал. У меня в этой борьбе нет интересов, нет заинтересованности, нет и сторонников. Я – над схваткой! И в конфликте не участвую. Только потому, что я стар. Я предусмотрительно уже успел отвоевать собственный гонорар. В большей его части. Осталась мелочь – два дня озвучания. Да и то... Это только для русской версии. В мировом прокате за меня будет говорить какой-то англичанин или американец.

– А договор вы с кем подписывали? – Юрий решил задавать вопросы попроще и, не включая диктофон, положиться целиком на собственную память.

– Какой еще договор? Вы о чем, молодой человек? Вы же профессиональный юрист, вы обязаны знать, что все мы – государственные наемники. Мы же – штатные работники киностудии. И при поступлении на службу все подписывали общий государственный договор, по которому любая наша работа считается выполненной по заказу. А заказчик один – Государственный комитет кинематографии.

– Если нет других соглашений. Но ведь Татьяна Федоровна – самостоятельный, независимый продюсер?

– Она – да! Но у нее договор-то на обслуживание производства только с киностудией! Вообще! А не с каждым членом группы отдельно. Она, конечно, может обещать любому болвану любую глупость, но только это личное дело этого самого «любого болвана» – верить ей или нет? Она обязана только киностудии выплатить определенную сумму по договору. И все.

– И Вадим Викторович – студийный работник?

– Да. Но только на особом положении. Вы прекрасно знаете, что еще в ранние советские времена был принят закон, по которому режиссер является единственным ответственным за готовый фильм. Только он отвечает за художественное качество и идейное содержание. Поэтому с ним государство заключало отдельный, персональный договор на производство фильма. Вот почему у нас режиссерский кинематограф. Понятно, молодой человек? На западе кинематограф продюсерский, так как там правят деньги. А у нас... Двоевластие. Пока что. Вот они и борются.

– А Локтев подписывал договор с Татьяной Федоровной?

– Думаю, что нет. Это ему не выгодно. По этой продюсерской схеме он превращается в рядового исполнителя.

– Которого можно в любой момент сменить?

– Что и хочет произвести Татьянка. А ему выгодна советская система, где режиссер – царь, бог и военный начальник.

– Но ведь есть люди, которые дали деньги на этот фильм. Как они влияют на процесс?

– Никак. У них только нажива. Им вовремя вернут обещанное с заранее оговоренными процентами. И – свободны! Организуют видимый провал проката. Банкротство... А они, может быть слегка перемонтировав и сменив название, снова прокатают. Вот и все. Основная сумма с зарубежного проката никогда и нигде не засветится.

– Удивительно, что отечественный кинематограф не расцветает пышным цветом!

– Расцветает, уверяю вас, молодой человек. Расцветает! Да еще как! Только не на нашем подоконнике.

– Что-то долго нет Лилии Никитичны.

– Вам наскучила моя беседа?

– Что вы! Никоим образом. Я даже, простите за откровенность, немного и рад, что она задержалась. Теперь я знаю гораздо больше. Спасибо.

– Лика, наверное, у Вадика задержалась. Она так трогательно заботится о супруге. Ведь он у нее не первый муж. Вы, может быть, не помните такого актера – он фигурял под псевдонимом Кефиров? Спился и рано умер. Злые языки уверяют, что от того и скончался, что ударил по печени – однажды утром попытался спросонок выпить обыкновенного кефира. А с непривычки. Яд! У нас, актеров, случается и такое. Пардон.

– Вадим Викторович женат на Лилии Никитичне? – покраснел Гордеев и посмотрел на часы.

– Может быть, она не совсем счастлива с ним в супружестве? Как говорится, в женской доле, – участливо спросил адвоката Андрей Андреевич. – Она у нас – натура богатая, сложная! От природы награждена многими добродетелями и совершенствами.

– Вот напасть! Я же опоздал! Андрей Андреевич, простите меня, ради бога. Было так интересно, что я забыл совершенно! У меня же начинается судебный процесс по одному гражданскому делу! Могут из-за неявки сторон перенести рассмотрение дела. Ах, что я за растяпа! Совсем из головы вон!

Юрий вскочил и поспешил на выход. Дернул за ручку – заперто.

Андрей Андреевич невозмутимо поднялся и распахнул перед суетящимся адвокатом тяжелую дубовую дверь:

– Чтобы случайные люди не заходили, у нас ручка открывается поднятием вверх. Что прикажете передать Лилии Никитичне?

– Я ей домой... вечером позвоню. – Не поднимая головы, смущенный и раздосадованный Гордеев проскочил в коридор.

Народного артиста России Оголенского нисколько не удивило то, что адвокат Юрий Гордеев знает номер ее домашнего телефона.

Глава 18